Но для него это было общей нравственной установкой, которой и подчинялись все его «сценические задачи». Он был одним из самых дисциплинированных актеров, с которыми мне доводилось работать, если не самый дисциплинированный. Дисциплинированный не по отношению ко мне или к себе самому. По отношению к своему ремеслу, к театру... И все это без тени чего-либо показного: так естественно, так натурально, как будто иначе просто и нельзя.

И Марчелло, и все мы овладевали «маской» постепенно. В течение этого процесса нам пришлось столкнуться с бесчисленным множеством трудностей: отсутствие живой традиции и, как следствие, отношение к маске как к чему-то непривычному и в физическом, и моральном смысле, утрата технических секретов, нехватка нужных «инструментов».

В первой постановке Арлекина актеры играли в самодельных масках из бумаги, проклеенной марлей. Мы долго с ними возились и сделали их, можно сказать, собственными руками. Они оказались совершенно «кошмарными»- неудобные, причиняющие боль. Стоило их надеть, как внутренние их выпуклости впивались в кожу лица; видно в них было плохо. Плотно прилегающие к лицу, зафиксированные самым примитивным способом, посредством резинок, негнущиеся, жесткие, эти маски мешали актеру даже моргать. Ресницы терлись о края маски, из глаз текли слезы - то был невидимый зрителю сплошной, непрекращающийся плач. Потом актеры, каждый как умел, стали подкладывать под маску куски ваты, прикрепляя их к ней изнутри посредством пластыря. Таким образом, внутренняя сторона маски приобрела совсем непоэтический вид.