Не важно, было ли все это осознанно и насколько. Главное - тут есть внутренняя убежденность, которая заставляет художника делать то, что должно и можно сделать. В этом Гольдони всегда был большим мастером. Он всегда умел «обойти препятствие», подхватить нить разговора или просто не дать ей ускользнуть. Для того, кто знаком с жизнью театра и общества его времени (преимущественно венецианского), это выглядит чудом, в которое трудно поверить.

Но мы еще не подошли к основе проблемы «общества». Эта проблема становится решающей лишь с появлением Гоцци, который выполняет роль своеобразного катализатора, исторического, социального и эстетического, приводящего в действие все, что против Гольдони. В каком-то смысле он помог Гольдони понять и самого себя. Кьяри для этого было недостаточно. Кьяри в глазах Гольдони просто ничтожество, тупое и злобное, а Гоцци - нет. У Гоцци точный удар. Гоцци жесток, знатен, культурен, интеллигентен. С появлением Гоцци вся жизнь Гольдони оказывается под угрозой, атакованная справа. Все, кого Гольдони задел более или менее глубоко, все эстетические, политические, финансовые авторитеты, которых он коснулся, объединяются вокруг этого «реакционного лидера», этого великого дилетанта, этого синьора, который «любит играть».

Не забывайте, что для Гоцци история с Гольдони только игра. Не думаю, что он притворяется, когда преуменьшает значение полемики с Гольдони. Он ведет себя как человек, который стоит «над схваткой». Гратароль интересовал его куда больше. А Гольдони его только забавляет. Даже если он и сознает его социальную опасность.