И так как времени между тем, как занавес опустится и снова поднимется, было мало, актеры, сорвав с лиц маску, просто швыряли ее за кулисы. Но очень скоро, без всяких моих замечаний, они при первой же возможности бросались торопливо ее подбирать, а потом вообще научились, кланяясь, держать ее в руке или сдвигать на лоб. С тех пор я не видел ни одной маски, брошенной на пол, даже в уборной. Среди натюрморта гри-мировального столика она всегда красовалась на самом почетном месте.

Марчелло отказался тогда от маски, потому что не мог выносить ее просто физически, кроме того, он говорил: «Ведь в ней теряется выразительность! Все актеры до меня поступали так же». И он приносил мне фотографии, в их числе и очень старые, которые наглядно подтверждали его слова.

Но постепенно он все-таки с нею смирился. И прежде всего благодаря Амлето Сартори, этому замечательному волшебнику сцены, который буквально «на пустом месте» возродил, как только мы его попросили, давно утраченную технику изготовления маски XVI, XVII и XVIII веков. После бесчисленных проб он скроил и сшил для нас первые кожаные маски.

Они были еще тяжелыми, не очень гибкими, но зато делались из настоящего материала - из кожи. Их материя не враждебна лицу актера. Не сливаясь с кожей человека, маска прилегала к лицу; будучи плотной, она в то же время была легкой. «Маска должна быть как перчатка!»- говаривал Амлето, но до перчатки было еще далеко. Однако уже сам вид маски для актеров, и для Моретти в том числе, был убедителен. А потом Марчелло по-детски загорелся теорией Сартори, который утверждал, что у Арлекина может быть маска самых разных типов: «под кота», «под лису», «под быка» (так он обозначал наиболее характерные выражения). Марчелло пожелал, чтобы она была «под кота», потому что «он всех ловчее». Как не растрогаться, вспоминая эту детскую игру, которая велась как бы на канате - на канате великого театра, на канате жизни.