Прошел день, за ним другой. Афинская пехота была истерзана и измучена бесконечными вражескими атаками. Но чем наглее вели себя персы, тем яростнее становились те, кто превратился для них в неподвижную мишень: «Ибо грекам нелегко было подступиться к конным лучникам». А резвые, вертящиеся волчком вражеские всадники на пределе скорости и изворотливости лезли на рожон, забираясь все дальше, и наконец на третий день безнаказанного изматывания противника, кавалерия, обойдя гряду холмов, прорвалась в тыл греческой фаланги. Прямо на пути персов находился драгоценный и никем не охраняемый родник. Пока греки их не заметили, конники молниеносно разрушили родник. Это был роковой удар по надеждам Павсания удержать передней край обороны.
На спешно созванном военном совете греки взвесили неутешительные перспективы. Если покинуть позиции днем, это равносильно самоубийству - персидская кавалерия мигом изрежет их в куски. Но и откладывать отход - значит приближать катастрофу: греки уже умирали от жажды, а теперь еще давал о себе знать голод, поскольку варвары, промышляя в проходах на Ксфероне, продолжали разорять обозы с продовольствием.
Несмотря на чудовищный риск, было принято решение об отходе ночью. Павсаний отдал распоряжения отдельным контингентам, чтобы они преодолели две мили на восток от Платеи и заняли новые позийии. Там, с чем все единогласно согласились, их положение будет неизмеримо надежнее. Нижние склоны холмов станут прекрасной защитой от кавалерии, и оттуда они смогут охранять подходы на Ксфероне.
Этот вариант имел один-единственный изъян: греки должны были оказаться там первыми. А это не так-то просто. В центре, где сгрудились воины из разных городов, отступление, предпринятое ночью, по совершенно незнакомой местности пошло из рук вон плохо. Без воды и пищи, измученные, они сбились в темноте с пути и прошли прямиком к развалинам Платей, «подняли там суматоху, рассыпавшись по городу и разбивая палатки где попало».
А на флангах сумятица оказалась еще сильнее. Как только небо стало проясняться, выяснилось, что ни афиняне, ни лакедемоняне с тегейцами еще не начинали отступления. Три контингента, которым предписывалось уходить последними, по всей видимости, оказались на своих заставах в трудном положении из-за общего хаоса и задержки с ночным отступлением других союзных сил. А над рекой уже запели утренние птицы, в лагере за рекой зашевелился неприятель.
Афиняне запаниковали. Через поле в спартанский лагерь был послан всадник, чтобы выяснить обстановку. Он отыскал Павсания со штабом в состоянии яростной перепалки. Вопрос, который дебатировался, в дальнейшем стал предметом очень многих споров. Некоторые утверждают, что Павсаний придрался к несоблюдению субординации: спартанский командир по имени Амомфарет настаивал на том, что отступление равносильно трусости, и отказывался подчиняться приказам полководца.
