Возможна и принципиально отрицательная позиция догматически настроенной левой публики и критики. Тем не менее, проблематика «Трехгрошовой оперы» вызовет ощущение неуверенности и «беспокойства» у публики буржуазной, которой она и адресована. Смех должен звучать неуверенно, он должен быть окрашен критически, вольно или невольно. Это и будет материей, в которую окажется облаченным подсознательное размышление и подсознательное же саморазоблачение. Или вынужденное признание некоторых «истин». Но в произведении искусства самое важное и есть его тайное, постоянное на нас воздействие, работа сознания, которую оно производит в зрителе в течение времени. След, который оно оставляет в людях, его способность приводить в движение внутренние силы, ставить вопросы перед тем, кто его слушает, заставить понять его смысл. И это одна из самых важных причин, по которым следует ставить «Трехгрошовую оперу».

Заметки для постановки 1972 года

...Возобновилась работа над «Трехгрошовой». Трудная, почти мучительная. Восстановить в памяти то, что когда-то было уже сделано, чтобы сопоставить это с сегодняшним днем, всегда было для меня болезненной операцией. Все мои спектакли рождались сам не знаю как - я никогда этого не помню. Они жили одно мгновение и исчезли, поглощенные той пропастью, по краю которой я продолжаю ходить и доныне. Не стоит снова забрасывать леску, чтобы вытащить на свет ту уже определившуюся неопределенность, которой является отживший свою жизнь спектакль. Однако контроль критической работы разума необходим: надо понять, что все-таки мы тогда сделали и почему, найти ошибки, чтобы не повторять их больше, измерить путь пройденный и предстоящий. И вот я брожу среди фотографий и памятных предметов, эскизов костюмов и декораций, имен актеров и актрис, среди воскрешенных памятью лиц, жестов, звуков. Пластинка настырно крутится, забытые мелодии звучат в ушах.