Этот брак отвергнут Гольдони: настоящее заключение пьесы возникает неожиданно, после того, как отзвучит выдержанный в духе Просвещения текст о равенстве, о преимуществе личных заслуг перед титулами и человеческих достоинств перед дарами судьбы, которые могут быть результатом случая и людской несправедливости, и т. д. Кажется, что сентенцию Гольдони произносит брехтовский Судья: брака не должно быть, так как это неправда, будто в Венеции или в Лондоне XVIII века личные достоинства перевешивают мотивы классовой розни; принципы Просвещения, пусть благородные, пусть вдохновляющие, не находят себе применения в практической жизни; как для Брехта, так и для Гольдони, идущего в своем анализе до конца, мир, имеющий силу,- это мир не свободы, а необходимости.

Эти сопоставления, которые могут показаться парадоксальными и которые относятся в основном к методу, подводят нас в конце концов к самой замечательной, самой великолепной аналогии: аналогии между реалистическим по своей сути стилем гольдониевского и брехтов-ского театров. Я определял бы стиль, почерк как тон, как характер, как колорит Gestus1, понятого в свою очередь как совокупность слова, ритма, мимики и образа, то есть первичной клеточки, лежащей в основе воплощаемого на сцене театрального действия. «Типическое» и есть начальная и конечная точка всякого реалистического искусства - именно та схематическая типичность, которая лучше всякой другой показывает, как переливается в искусство диалектика реальной жизни. Все великие художники - ив театре, и вне театра - в высшей степени обладали способностью создавать типическое: и далекий от нас Гольдони, которого часто понимают так плохо и интерпретируют так неточно, и недавний наш современник Брехт, которого слишком часто замыкают в границах чисто политического театра, делая из него что-то инфантильное и схематичное,- оба они повинуются этому закону.