Мифический Китай нужен Брехту как идеальная рамка, внутри которой он исследует разные типы поведения, рамка, свободная от побочных деталей, могущих парализовать способность зрителя к критическому анализу, заставляя его подвергать бессознательной цензуре результаты этого анализа. И Гольдони тоже старается предупредить опасность этой автоматической цензуры и не рискует ставить диагноз, который мог бы показаться публике слишком мрачным: он настойчиво стремится к тому, чтобы разворачивать действие своих пьес в месте, допускающем любой нелицеприятный разговор. Персонажей одной из самых острых своих комедий, «Капризницы», он поселяет в Палермо, городе не менее мифическом, чем брехтовский Китай, и только после этого позволяет себе безжалостный и суровый анализ - критическое и отстраненное рассуждение о социально обусловленном поведении, которое его и интересует.

Естественно, что сверхнациональный смысл происходящему Гольдони и Брехт придают разными способами и выражают его по-разному, но с точки зрения его, если можно так выразиться, идеологического и методологического значения он одинаков.

В случае с Брехтом этот смысл выступает на поверхность через разное национальное происхождение вдохновляющих его источников, через разнообразие описываемой им среды, через сам его урок, который есть урок социальной динамики, действительный не только для немецкой нации. В случае с Гольдони, который кажется - да так оно и есть в самом деле!- таким привязанным к родной ему венецианской среде, этот результат достигается приданием европейского, классического и, следовательно, сверхнационального смысла специфически венецианской жизни; мы имеем в виду восхождение новой торговой буржуазии, чью мораль и идеологию Гольдони идентифицирует со своей собственной.