Восходящая буржуазия? Принято считать, что Гольдони «певец торговой буржуазии и обличитель разлагающейся аристократии».

Но и это верно лишь в какой-то мере. Дело в том, что Гольдони начал с обличения дворянства, но потом ему посоветовали-приказали этого не делать, и он «счел за лучшее» не делать этого откровенно. Он стал воспевать честность, здравый смысл, добродетели торговой буржуазии, никогда, впрочем, не забывая о «народе», о плебсе, который в его пьесах, быть может, менее многочислен, но не менее поэтизирован. В процентном отношении среди лучших его пьес большинство составляют пьесы на диалекте (в стихах и прозе), то есть народные комедии. Может быть, потому, что их вообще меньше, чем других? Но так или иначе, именно в них Гольдони безупречен или почти безупречен. Почему?

Дело в том, что наступает момент, когда он отдаляется и от «здравомыслящей буржуазии»: буржуазия представляется ему теперь менее добродетельной, она уже не образец, она противостоит дворянству далеко не в той мере, как ему казалось. Буржуазия регрессирует, она становится тупой и грубой еще до Французской революции. «Самодуры» представляют собой самую беспощадную, самую резкую критику всего того, что есть в буржуазии «фашистского»- ее жестокость, ее бесчеловечность. Эта опередившая свое время комедия раскрывает всю консервативность буржуазии. Никто, кроме Гольдони, не почувствовал этого, никто не облек это в художественную форму. Он - единственный. Но тот, кто написал «Самодуры», не мог не чувствовать себя критически отдаленным от класса буржуазии. Вот еще одно подтверждение «изоляции» Гольдони в его мире. Если до какого-то момента он является певцом торговой буржуазии, то потом он перестает им быть, более того, он делается ее беспощадным критиком. Остается народ. И здесь - другая драма Гольдони, его внутренняя драма, классовая драма. Гольдони не мог стать певцом народа. Он не способен на это «внутренне», он не в силах перешагнуть определенную грань. И народ его тоже не принимал.