Согласно второй версии, этот же Амомфарет упоминается как один из трех спартанцев, которые особо отличились при Платеях (а какая могла быть награда, если имел место бунт?). Вероятнее всего, этот Амомфарет требовал для своих воинов особой чести - получить крайне опасное задание.
Солнце уже всходило, а отступление лакедемонян и тегейцев только начиналось, и необходимо было удерживать гряду холмов как можно дольше, прикрывая отход. Поэтому Амомфарет со своими людьми сразу же, как только Павсаний отдал приказ спартанским товарищам и афинянам начать отступление, остался на прежнем месте. Взяв щиты и шлемы, они решили держать позиции столько времени, сколько удастся. А далеко в поле уже видны были вражеские всадники, с шумом переходившие реку вброд и легким галопом приближавшиеся к лагерю.
Персидские лазутчики обнаружили позиции, оставленные союзными силами. Весть об отступлении противника передали Мардонию, находившемуся с пехотой. После восхода солнца он смог убедиться во всем лично. Он увидел то, что с самого начала кампании представляло для него желанную цель, разорванную линию греческих позиций - и все это без единого боя. Самое приятное, что спартанцы, которых всегда считали непобедимыми, несгибаемые спартанцы отступали в чистом поле, отрезанные от своих союзников и полностью беззащитные. Конечно, напасть на фалангу, особенно на фалангу спартанцев, - большой риск, однако Мардоний понимал, что лучшего шанса вырвать у союзной армии сердце ему уже не представится.
Но эту возможность легко было упустить: еще мгновение - и спартанцы воссоединятся с главными силами. И Мардоний, вскочив на громадного нисейского жеребца, дал своему элитному отряду пехотинцев роковой приказ - наступать. Они двинулись вперед по речной отмели. По всей линии персидских позиций поднялись стяги и раздались ликующие вопли, и вся армия Мардония пришла в движение. Остальные воины, не понимая до конца, делают они это по приказу или нет, обрушились на речной берег.
А утренняя дымка засветилась и заблистала от лучей восходящего солнца, и в рядах лакедемонян, дрогнув, сверкнул «тот плотный, ощетинившийся проблеск щитов и копий, и шлемов», который всегда подстегивал бойцов, когда наступал час кровавого боя. И тогда сами боги, казалось, шли с ними в одном ряду. За храмовой рощей, где Павсаний приказал своим людям остановиться и приготовиться к бою, он видел Амомфарета и его отряд, отступавших в сторону холмов организованно, даже когда персидские всадники помчались за ними в погоню.
Павсаний слышал дикие крики варваров, раздававшиеся с берега реки, и вслед за тем увидел, как они пересекают реку нескончаемым безудержным потоком. Он знал, что вскоре не только кавалерия, но и вся масса элитной пехоты Мардония бросится на стену греческих щитов. В безумной надежде, пока еще был шанс, он послал афинянам отчаянный призыв прийти к нему на помощь, но гонец опоздал. Е
два Аристид повернул колонну и повел ее к расположению лакедемонян, он услышал, как земля задрожала под его ногами, и, оглянувшись, увидел ряды атакующих фиванцев. Столкновение двух фаланг звоном отозвалось по всему полю битвы и убедило Павсания, находившегося в одной миле на восток от этого места, что худшие предположения сбылись.
