Хотя Павсаний и проявил осторожность, вряд ли вид персов вызвал такую же тревогу, как та, которую испытал Мардоний, когда он взглянул с берега реки Асоп и увидел целую армию, марширующую длинной колонной как раз над ним. Его лазутчики уже успели донести ему о приготовлениях греков. Несколько дней командование находилось в напряжении.

На пиру, устроенном почтенным фиванцем, сочувствующим персам, один персидский всадник обратился к возлежавшему рядом с ним греку и шепотом рассказал ему о войсках, стоящих лагерем над рекой, добавив: «От всех этих людей (ты скоро это увидишь) останется какая-нибудь горсть воинов». Сам Мардоний никогда бы не позволил себе подобных пораженческих высказываний. Но он даже в самых пессимистичных прогнозах не предполагал, что вечно ссорящиеся союзники окажутся способными организовать боевой отряд, такой, как этот, который они привели к подножию горы Киферон.

Весь день греки продолжали спускаться с перевала, занимая свои позиции. Только когда они уже устроились на новом месте, Мардоний узнал, что перед ним прошла самая крупная из всех существовавших до сих пор армия гоплитов, собранных воедино, почти сорок тысяч человек.

Против этого устрашающего количества он мог выставить вдвое большее, однако он не питал никаких иллюзий, зная, что его легковооруженная пехота не сможет преодолеть греческие позиции. В данной ситуации только две возможности давали ему реальную надежду на победу.

Первая - как-то заманить союзников вниз, на равнину, а там, если их контингенты будут сражаться по отдельности, а не так, как они привыкли, то есть бок о бок, греки в результате такой оплошности станут легкой добычей для его кавалерии. Вторая возможность заключалась в том, чтобы посеять в рядах противника раздор, используя стратегические хитрости подкупа, а затем подождать, когда разгорятся эндемические страсти. Всадники и шпионы - исконное смертоносное оружие в арсенале персов.

И Мардоний, рассчитывая как-нибудь рассеять греков, решил для начала возобновить войну нервов, которая использовалась им против афинян в течение всего лета. Спартанцы, как скоро выяснилось, были правы, подозревая вредоносный «медизм» в лагерях беженцев на Саламине. Убитый Ликид не один высказывал проперсидские взгляды. Другие видные граждане, разоренные войной, презиравшие демократию и жаждавшие восстановить утраченные состояния, также участвовали в заговорах; они шли не только на умиротворение захватчика, но и на предательское сотрудничество с ним.

Мардоний, потерявший связи с греками ренегатами в ходе отступления из Аттики, наверняка попытался возобновить некоторые из контактов, учитывая безотлагательность ситуации. Надеясь повлиять на потенциальных предателей, он отправил лазутчиков в лагерь греков и одновременно приказал кавалерии выступить для скоротечного боя у переднего края противника.