Тем временем в Лакедемоне эфоры получили еще более тревожные сведения: докладывали, что Мардоний отправил через пролив на Саламин к эвакуированным афинянам посла со специальным поручениєм - повторить предложения о мире. На этот раз видный и знатный гражданин, по имени Ликид, имел совесть высказаться за принятие мирных условий. Вернее, он только намекнул на это, но сограждане, загнанные в угол и доведенные до отчаяния, тут же побили его камнями, как пособника персов. Жену Ликида и его детей толпа женщин, переправленных на Саламин, буквально растерзала. Неповиновение афинян начинало принимать прямо-таки патологический характер.
Стоял июнь. Спартанцы, как водится, отмечали Гиакинфии - большой религиозный праздник песен и пиров в честь любимца Аполлона. И снова, как в мрачные дни перед Марафоном, когда афинское посольство в отчаянии прибыло в Лакедемои просить военной поддержки, оно застало на месте лишь пирующих.
Десять дней афинских послов продержали в Спарте. Десять дней они, что называется, валяли дурака. На одиннадцатый день их терпение лопнуло - они выдвинули ультиматум: либо спартанцы прекратят свои празднества и отправятся на войну, либо афинянам придется принять условия Мардония. Эфоры, не впадая ни в панику, ни в ярость, лишь улыбнулись и ответили: разве послы не знают, что спартанская армия уже на марше.
Ни дать ни взять - театр! И афиняне далеко не единственные, для кого эта новость прозвучала как гром среди ясного неба. Аргосцы, поклявшиеся, что преградят путь любой экспедиции спартанцев, если те попытаются достичь Перешейка, внезапно обнаружили, что их обошли. «Все спартанское ополчение покинуло Лакедемон и находится на марше, - лихорадочно сообщали они Мардонию, - а мы не в силах помешать их выступлению».
Стоявший лагерем в Аттике Мардоний немедленно отказался от попыток уломать Афины и предал то, что осталось от города, «стены, дома, храмы и все остальное, огню». Затем, полный решимости заманить пелопоннесцев как можно дальше от Перешейка, отступил из Аттики в Беотию, пройдя по самым надежным тропам вслед за угодливым фиванским проводником. Он прибыл в настоящий рай для кавалерии и самое подходящее место, чтобы разбить тут лагерь. Самос подходящее место, чтобы разбить там греков.
В четырех милях к югу от Фив, на берегу самой широкой в Беотии реки Асоп, Мардоний приказал возвести частокол. За рекой простирался край покатых холмов - территория стариннейшего врага Фив, Платеи. За полями платейцев начинались предгорья, а за ними виднелась вершина высокой горы Кифероп с острыми уступами и гребнями. Союзные силы, желая втянуть Мардония в сражение, будут вынуждены преодолеть целый ряд преград - причем сделать это, понимая, что поражение означало бы их полное уничтожение. Им непросто будет отступить к Перешейку от Платей, как и для Мардония вернуться в случае поражения в Фессалию. С приходом союзных сил наступит момент истины.
