Авторы «Руководства» признают средневековую Русь органической частью Европы. Об этом неоднократно говорится в главе X. Рюсса, посвященной Киевской Руси, и в главе П. Ниче о «возвышении Москвы». Последний подчеркивает, что даже после иноземного ига Русь не превратилась в азиатское государство и различия между Русью и Европой были меньше, чем между Европой и Азией.

Тем не менее Русь вынуждена была искать собственные пути, отличные от Европы (Там же). Об этом представители умеренного крыла «остфоршеров» - исследователи Восточной Европы писали и ранее. Не новость и другая, оборотная сторона этого признания. Само понятие Восточной Европы К. Гёрке вслед за Г. Раухом считает оспариваемым понятием, так как территория Советского Союза простирается далеко за Урал и эта историческая общность сложилась уже давно.

Правда, в последнее время акценты переместились: если у «остфоршера» Г. Рауха граница восточной Европы была неустойчива к западу от Урала, то у К - Гёрке - «историка Восточной Европы» она неустойчива уже в пределах Зауралья. В определении восточных границ Европы заключены коренные отличия разных поколений западногерманских историков.

В оценке внешних сношений славянства и Руси традиционность иного толка: и X. Рюсс, и П. Ниче в истории восточных славян видят лишь различные этапы экспансии (славянской или московской под руководством Ивана Калиты, Василия и др. Как проявление экспансии оценивается присоединение к Москве Можайска и Коломны.

Такое приложение категорийного аппарата более позднего времени к историческим процессам прошлого - грех не только западногерманской историографии. Однако именно для нее он наиболее характерен. Как правило, в буржуазной историографии собственной национальной истории такая терминология употребляется редко.