Если же кто-нибудь из участников «Грозы» или сама Мария Николаевна говорили, что Надежда Федоровна уже давно решила не идти на казенную сцену и ни в какой другой из петербургских театров, упрямец твердил одно: перемелется, мука будет, а что до интриг, которые могли бы подняться во вред старшей сестре при появлении рядом с ней младшей, то ведь и при всяких условиях интриг в театрах не оберешься!

Это мнение, только несколько мягче выраженное, разделяли и Писарев и Анненкова-Бернар.

В вопросах искусства Надежда Федоровна расходилась со своими друзьями в оценке новшеств Художественного театра и в мечтах о будущем, которые умудренным опытом артистам казались оторванными от реальной почвы. Но разубедить одной стороне другую было так же невозможно, как уверить, что черное можно сделать белым. Отрицание значения «театральной карьеры» Надежда Федоровна сделала основой своего творческого пути и споров на эту тему не вела.

В каждом человеке живет своя правда, - замечала она. - Изменяя ей, человек перестает быть человеком.

Так вопрос о поездке к Станиславскому был снят с обсуждения. Поездка в Москву вскоре же и состоялась.

В 1918 году Надежда Федоровна опубликовала в «Записках Передвижного театра» страничку воспоминаний о мха-товцах в связи с юбилеем знаменитых москвичей.

«Впервые я увидела Константина Сергеевича, - писала она, - за несколько лет до открытия Художественного театра. Мой отец был в то время профессором Московской консерватории, и я приехала повидаться с ним. Слышу, кто-то из учеников отца поет арию Мефистофеля. Пел очень приятный голос и как-то просто пел, не по-оперному. Урок уже кончился, и в заключение отец, как он часто это делал, запел сам. На этот раз он пел романс Пасхалова «Мать над умирающим ребенком». Отец был не только замечательным певцом, но был и удивительным актером, и потому романс Пасхалова он передавал с потрясающим драматизмом.