И все-таки среди звона, грохотания и ярких красок сохранялись признаки порядка более древнего. К концу сентября, по мере того как заговорщики все ближе прижимались к кромке Нисеи, самой плодородной из долин Загроса, нельзя было не приметить самое замечательное. В стороне от дороги с ее караванами и кавалькадами виднелось нечто удивительно знакомое многочисленным поколениям, жившим здесь, напоминание о чем-то исконном и более древнем, чем сама Мидия. Кони, белоснежные кони сплошь покрывали долину - не меньше ста шестидесяти тысяч, если верить преданиям.
Они принадлежали к той же породе, какую передали в уплату дани ассирийцам за двести лет до описываемых событий, кони «самые лучшие и самые рослые», как нигде на земле, ибо даже сказочные царства Индии - где, как известно, любое животное вырастало до исполинских размеров - не знали ничего подобного. Мидяне, в прошлом кочевники, теперь сделались подданными чужой империи, но в скачке по Нисейской равнине впереди бегущих табунов они чувствовали себя воистину непобедимыми, как подлинные укротители коней. В их рабской неволе вид сверкающих белизной лошадей служил им утешением, ведь белоснежные лошади, такие сильные, красивые и быстрые, рассматривались населением Загроса как существа священные, таинственными узами связанные с божественными началами и с царем.
Даже победители персы не могли не считаться с этим. В Пасаргадах лошадей из Нисейской долины было принято приносить в жертву у гробницы великого Кира. Возможно, именно поэтому Бардия, свернув с Хорасанской дороги и остановившись на спуске к долине, увидев косяки лошадей, замедлил ход. Нуждался ли он в узаконении или ждал какого-нибудь знака судьбы или объяснения дурному сну, здесь, в Нисейской долине, у него под рукой всегда были искусные толкователи.
Маги, интерпретаторы всего таинственного, по совместительству являлись и хранителями священных лошадей. Пригласил ли Бардия этих служителей культа, чтобы спросить, что таит будущее? Возможно. Достоверно известно, что 29 сентября 522 г. до н. э. человек, назвавшийся Бардией, находился в Нисее, в крепости Сикаяуватиш, и что именно там Дарий наконец его настиг.
Что произошло потом, рассказали бы те, кто шел по следам семерых заговорщиков-убийц. С веками сложилось немало вариантов пересказа события. Сходятся, однако, в том, что Бардия был захвачен врасплох. Скорее всего, заговорщики и их отряд, спокойно подъехав к воротам крепости, дерзко заявили, что желают видеть царя. Стража, перепуганная внушительным видом высокопоставленных гостей, спешно открыла ворота.
Лишь во внутреннем дворе, когда те направились к царским покоям, кто-то осмелился воспрепятствовать, но было уже слишком поздно! Убийцы, опрокинув растерянных придворных, бросились в опочивальню Бардии. Тот, как гласит предание, находился в объятиях наложницы. В отчаянии он отбивался от нападавших ножкой от сломанной табуретки, но все его попытки оказались бесполезны. Согласно преданию, именно брат Дария, «преданный Артаферн», решил исход схватки, «воткнув кинжал, куда следовало». Наконец Бардия, сын Кира, царь персов, тяжело рухнул на пол.
