Политический интерес к учению Бакунина возрос в некоторых западноевропейских странах после движения молодежи 1968 г. В работах французских историков после выступлений во Франции «новых левых» заметную роль стало играть анархистское, вернее анархо-синдикалистское направление, наиболее отчетливо выраженное Г. Левалем, по мнению которого Бакунин «является подлинным создателем революционного синдикализма».
В 1960-е годы интерес к наследию Бакунина стал получать и более широкое документальное основание. Подготовленное Международным институтом социальных исследований в Амстердаме, с 1961 г. стало выходить многотомное издание «Архива Бакунина», в основу которого положена коллекция материалов русского революционера, собранная М. Неттлау и переданная институту.
В 1966 г. М. Конфино приступил к публикации документов Бакунина, Нечаева и связанных с ними лиц, обнаруженных им в Национальной библиотеке в Париже. В 1971 г. вышел четвертый том «Архива Бакунина», посвященный той же проблеме. Так появилась источниковая база для углубленной разработки как совместной деятельности Бакунина, Огарева, Нечаева в 1869- 1870 гг., так и конфликта между ними.
До того времени историкам приходилось лишь констатировать наличие «темных намеков, отдельных выражений, неясных фактов», как писал Ю. М. Стеклов. Это же обстоятельство подчеркивал и английский биограф Бакунина Е. Карр: «...странно, что ни один из обильных наших источников о деле Нечаева не сообщает сколько-нибудь ясно о разрыве, поэтому остается широкое поле для умозрительных предположений».
Как же стали рассматривать причины и суть конфликта Бакунина и Нечаева после того, как обнаружились достаточно ясные свидетельства самих его участников? Обратимся к точке зрения издателя «Архива Бакунина» А. Леннинга. Позиция его в известной мере определяется тем, что для тома «Бакунин и его отношения с Нечаевым» им выбраны лишь последние до разрыва между ними пять месяцев.
События первой пропагандистской кампании Бакунина-Огарева-Нечаева
Подобный подход к проблеме представляется неправомерным, поскольку не дает полной информации о событиях, связанных с Нечаевым, и позволяет не ставить вопроса о моральной ответственности Бакунина за все написанное Нечаевым в 1869 г. (прокламации и «Катехизис революционера»). Однако все события первой пропагандистской кампании Бакунина-Огарева-Нечаева, очевидно, не соответствовали представлению о сразу обозначившемся разногласии.
«Нет ничего более ошибочного,- писал А. Леннинг,- чем гипотеза, отвергнутая, впрочем, полвека тому назад М. Неттлау, согласно которой старик Бакунин наивно позволил себя мистифицировать молодому революционеру Нечаеву... факт, что Нечаеву удалось создать очень сильную, по крайней мере для своего времени, организацию студенческой молодежи. И никто не может отрицать ее политического характера. Нечаев был основателем чисто политической якобинской тенденции в русском революционном движении».
Ни с М. Неттлау, ни с А. Леннингом полностью согласиться нельзя. «Старик» (было ему тогда 55 лет) действительно был увлечен революционером, еще не имеющим за собой никакой реальной силы. Стремление к «русскому делу», желание верить в начало освободительной борьбы на его родине, надежда основать в России - отделение его тайного революционного союза - все это привело к тому, что Бакунин признал власть и право руководства несуществующего «комитета». Что же касается организации, то она была создана Нечаевым уже после первого периода деятельности в Швейцарии. «Очень сильной» даже по тем временам она не была.
В целом воззрения Нечаева действительно можно считать якобинскими (или бланкистскими). Он ставил себе задачу прямой борьбы с самодержавием, борьбы путем заговорщической организации, допускающей любые средства как с врагами, так и с неугодными или колеблющимися революционерами.
