Попытаться интерпретировать пьесу не натуралистические, то есть не идти по следам постановки Станиславского, о котором мы имеем, впрочем, весьма смутное представление, основанное на скудных свидетельствах, нескольких анекдотах и фотографиях; причем что касается последних, то они вызывают множество вопросов и недоумений.

«Не натуралистический» не означает, как этого следовало бы ожидать в соответствии с давнишним, добросовестно лелеемым заблуждением, «антиреалистически», при условии, если мы договоримся считать реалистическим спектакль, который воспроизводит диалектически противоречивую реальность во всей ее полноте, а не просто в духе театра конца прошлого - начала нынешнего века, показывает «кусок» частной жизни - исключительно и строго «жизнеподобный», исключительно и строго «социальный», но вместе с тем и не так, как это принято сейчас, то есть исключительно и строго «экзистенциалистски».

Речь идет об интерпретации критической, но абсолютно естественной исходной историко-филологической разработки, вызванной к жизни реальностью текста, который представляет собою то, что он есть, а не то, что нам удобно было бы в нем видеть: это текст, сложившийся в определенную историческую эпоху, в определенной - именно определенной - социальной среде, текст, объективно воспроизводящий драматические ситуации и психологию, даже, если угодно, «патологию» персонажей, но позволяющий, не изменяя персонажам, показать и то, что за ними, «расширить» их, насколько возможно, отдалить их (почему бы не вспомнить здесь брехтовское «Verfremdung»), чтобы, представив их уже в почти символическом свете, дать им актуальное критическое истолкование.