В конечном счете, основу персидского величия составляла не ее бюрократическая система и даже не армия, а дороги. По этим пыльным дорогам из утрамбованной грязи, будто по нервам, через громаду имперского «тела» непрерывно, как от синапса к синапсу, в мозг - и обратно поступали новые и новые сигналы. Расстояния, до такой степени изумившие Клеомена, практически сводились на нет царскими курьерами.
Каждый вечер после изнурительной дневной скачки вестник оказывался около станции, где поджидали его готовая постель, продовольствие и лошадь, то есть всё, чтобы утром он мог снова отправиться в путь. Срочная депеша, доставленная галопом сквозь бури и ночную тьму, попадала в Персеполис с Эгейского побережья меньше чем за две недели. Невероятная, почти сказочная скорость! Ничего подобного прежде в истории не существовало. Не удивительно, что служба связи под контролем Великого Царя внушала подданным благоговейный страх и поражала их, как мерило огромного персидского могущества.
Доступ к каналам связи был строжайше ограничен. Ни одна душа не имела права ступить на царскую дорогу без пропуска - viyataka. А каждый дорожный документ оформлялся либо непосредственно в Персеполисе, либо в конторе сатрапа, служа письменным подтверждением личного престижа. Именно в этом документе воплотились две равновеликие мании персидского империализма: мания канцелярских бумаг и мания жесткой социальной стратификации, которые порой сливаясь в единое целое.
Самый лучший способ для чиновника уяснить, какое место он на самом деле занимал в неофициальной иерархии, остановиться у почтовой станции на ночлег, вручить свой viyataka смотрителю и после этого увидеть, на какой рацион он может рассчитывать. Если то был один из крупнейших сановников царства и один из шестерых ближайших сподвижников Дария, тогда он и его свита могли получить до ста кварт вина.
Если же в пищевой цепи прибывший занимал нижнюю ступень, то, в таком случае, он должен был, унижаясь, наливать для себя вина сам и получать его по более низкой норме. На лошадь же ограничения не распространялись. Пропускная система настолько всех устраивала, что стала своего рода основой миропорядка не только для чиновников и солдат, но также для женщин и детей и даже для птиц, ибо всем внутри имперского замысла определяли законное и постоянное место вместе с фиксированным правом на продовольственный паек. Утка, к примеру, откармливаемая к царскому столу, могла с полным правом плескаться в кварте вина хоть каждый день. Для сравнения юная девица могла рассчитывать лишь на одну кварту в неделю.
