Гиппий, получив новость о победе афииян, лишился всех надежд и умер по дороге в ссылку, просто-напросто подтвердив то, что все уже знали: после Марафона вновь делать ставку на тиранию в Афинах бессмысленно. Отныне все были за власть народа. Или по крайней мере за власть такого народа - крестьян, землевладельцев, городского ополчения из числа местных жителей, обеспечивших столь славную победу. 192 человека из их числа, по имеющимся данным, пали в сражении - и этим героям афинская вольница оказала небыватую честь. Их могил нет на кладбище в Керамике; их - «из уважения к их храбрости» - похоронили в первый и единственный раз в истории города на том самом поле, они погибли.

Над их телами поднялись холм высотой более пятидесяти футов и мраморная стела с перечисленными на ней именами павших. Далеко не все из знатных династий могли бы похвастать подобным. Смешавшись с землей, защищая которую, они так доблестно сражались, мертвые лежат вместе, без каких бы то ни было классовых и семейных различий, просто как граждане, - тут ничего не прибавишь, не убавишь. Граждане - какой еще гордый титул могли им дать Афины?

Так же и спартанцы, подошедшие через три дня после изнурительного похода, отнеслись к воинам, победившим мидян без помощи извне, по-новому, с нескрываемым уважением. Пройдя вдоль поля сражения и обнаружив там множество погибших, они поняли масштаб той опасности, которую удалось отвести столь героическими усилиями.

На суше и в болоте полегли шесть тысяч четыреста завоевателей, но то была лишь небольшая часть посланных Дарием войск. Сколько же еще миллионных полчищ имелось под началом Великого Царя, сколько их рождалось на бескрайних пространствах внутренней Азии! Об этом афиняне и спартанцы страшились даже думать. Каждый грек, глядя на мертвых персов и радуясь громкой победе, наверное, все же содрогался от опасений.

После той битвы спартанцы, методично обходя поле и рассматривая лежавших в пыли врагов, получили первую возможность ознакомиться с доспехами и оружием прославленных воинов Востока. То, что они видели, не слишком их впечатлило и дало немало поводов для самоуспокоения. Датис мог привести за собой громадную армию, но ничего такого, что бы спартанцы могли поставить рядом с собой.