Ее месть оказалась скорой, разящей без промаха. «Этот подвиг не наш», - утверждал Фемистокл, которого едва ли можно заподозрить в излишней скромности и у которого после Саламина было немало поводов показать себя нескромным.
«Ведь этот подвиг совершили не мы, а боги и герои, которые воспротивились тому, чтобы один человек стал властителем Азии и Европы, так как он нечестивец и беззаконник. Он ведь одинаково не щадил ни святилищ богов, ни человеческих жилищ, предавая огню и низвергая статуи богов. И даже море повелел он бичевать и наложить на него оковы».
Обходя пропитанные кровью платейские поля, созерцая изувеченные тела лучших бойцов Великого Царя, дочиста обдирая его роскошный шатер, победители Мардония заявили бы то же самое. Все знали, кому они обязаны победой. Рука богини была видна во всем.
Но она еще не закончила своей работы, и еще остался один заключительный штрих. Извечно было в привычках Немезиды - и представляло для нее удовольствие - заставлять проступки рикошетом наказывать тех, кто их совершил. И вот Великий Царь в далеких Сардах должен был усвоить этот урок лично.
Предшествующим летом он, предавший огню храмы Акрополя, пошел на несказанное преступление - приказал с помощью сигнальных маяков передать эту новость за море; Мардоний, кто захватил Афины во второй раз, поступил так же. Маяки все еще стояли; правда, теперь они находились в надежных руках греков.
Павсаний, приказавший их зажечь, мог поручиться, что новость о его победе достигнет берегов Ионии в течение нескольких часов. Поэтому он так и сделал. А иначе трудно объяснить некоторые навязчивые совпадения. В добрых ста милях от Платей, на дальнем берегу Эгейского моря, в тот же день, когда была одержана великая победа, «стала распространяться из уст в уста молва о том, что эллины одолели войско Мардония в Беотии».
Внезапный прилив уверенности как нельзя вовремя охватил гребцов, ибо они тоже в тот самый день, столкнулись лицом к лицу с армией варваров. Леонтихид после нескольких месяцев бездействия наконец-то отважился продвинуться на восток от командного пункта и встал на якорь в большой гавани острова Самос, расположенной напротив горы Микале. Именно здесь, на горном склоне, стоял Панионий; южнее на побережье находился разоренный Милет; и ввиду города, прямо напротив него, в море, поднимался остров Лада. Памятные места, где явно чувствовалась рука Немезиды, поскольку в начале войны явлен се конец.
