Эта проблема увязывалась Бакуниным в его программном письме с социальным статусом ее носителей. Если неудачи революционных движений на Западе он приписывал в значительной мере тому, что руководители их были выходцами из привилегированных классов, то Россия, по его мнению, и в этом отношении, была «счастливее Запада». В массе «образованных, мыслящих и лишенных положения, всякой карьеры, всякого выхода» людей, короче, в разночинной интеллигенции, составлявшей особенность русской жизни, Бакунин видел «материал, драгоценный для тайной организации».

Он оговаривался при этом, что в среде ее «настоящей нравственности очень немного», что «народолюбива она... только благодаря положению, отнюдь же не по сознанию и воле». Для создания революционной нравственности необходимы свободное сознание и воля, без них она невозможна. Задача, следовательно, состояла в том, чтобы развить в этих людях сознание и волю, укрепляя в них «единую всепоглощающую страсть всенародного общечеловеческого освобождения», новую религию революционера. Страсть, сочетающая в себе протест против ненавистного общественного строя и идеал нового, и должна была стать нравственной основой тайной организации.

Излагая в 21-м пункте основные принципы этой организации, Бакунин подчеркивал, что сила ее будет зиждиться на нравственности каждого члена, полной равноправности, солидарности, искренности и взаимопомощи всех, на безусловном соблюдении правила «один за всех и все за одного». Все это было полемикой с «Катехизисом революционера» и всей иезуитской системой действий Нечаева.

Попытки нравственного осмысления нечаевщины Бакуниным бесспорны. Еще более очевидна глубокая разработка проблемы революционной нравственности А. И. Герценом, Н. Г. Чернышевским, П. Л. Лавровым, Н. К. Михайловским и рядом других идеологов российского революционного движения.