Свою характеристику «проекта спасения России» Достоевского (предложение писателя спросить мнение «серых зипунов» дает Л. М. Розенблюм. В ее книге план единения царя с народом без участия интеллигенции и бюрократии, принятия интеллигенцией «народной правды» расценивается как утопия. «Антиправительственная во многих отношениях, она одновременно и антиреволюционная. Враждебная консерватизму аксиома в итоге оказалась глубоко консервативной».
Думается все же, что и «в итоге» утопия писателя остается столь же противоречивой, неоднозначной, соединяющей воедино тенденции, казалось бы несовместимые, взаимоотрицающие друг друга: демократические, консервативные, антиреволюционные и антиохранительные одновременно. Странным образом взаимодействуя и явно не уживаясь, они делают столь же невозможным безоговорочное отнесение программы Достоевского к какому-либо одному общественному течению, как и создают условие определенного использования ее самыми разными из этих течений.
И. Л. Волгин правильно отмечает, что для Достоевского революция неприемлема уже потому, что нарушает органичность исторического процесса и отдаляет высшие цели. Однако говорить о «безреволюционном сознании» Достоевского представляется не совсем точным - его отношение к революции не было нейтральным. Это было не простое упование на путь без революции, а активное противодействие революционным тенденциям. Более точно в этом смысле определение позиции писателя как «антиреволюционной» или «противореволюционной».
«Писатель воинственно занял противореволюционную позицию не только в оценке политических методов борьбы, но и в толковании общественно-нравственных качеств революционеров»,- объясняет Н. И. Пруцков, подчеркивая «противореволюционный толк» выступлений Достоевского, отвращавший от революции, внушавший сомнения в революционном пути».
Взгляд на Достоевского как на «убежденного противника революции»
С этой же точки зрения вызывает возражение и попытка Ю. И. Селезнева оспорить взгляд на Достоевского как на «убежденного противника революции». Достоевский, по словам автора, «полагал, что революция - это прежде всего не политический, не социально-экономический, но духовно-нравственный переворот в сознании человечества».
Но смысл революции в перемещении власти и средств производства от одного класса к другому, будь это перемещение мирным или. насильственным. Такую революцию Достоевский отрицал. Его вера в «нравственное преобразование» царской монархии была утопична. Его «попытка заставить себя и других поверить в то, что „царство мысли и света" могло победить в России без ломки исторически сложившихся средневековых социально-экономических порядков и политических учреждений посредством нравственного приобщения царя и „лучших людей" из дворянства к народной вере и народной правде, была глубочайшим заблуждением писателя».
Говоря об антиреволюционной, антисоциалистической направленности взглядов Достоевского, советские исследователи Б. Л. Сучков, Ю. Ф. Карякин, Г. М. Фридлендер, Н. И. Пруцков обоснованно показали, что Достоевский верно разглядел некоторые чреватые опасными последствиями стороны домарксового социализма: его стремление к уравниловке, регламентации, забвение индивидуального во имя коллективизма. В литературе отмечалось, что критика писателем «мещанского эгоизма, индивидуалистического своеволия, анархичности перекликается с подлинно социалистической критикой этих явлений».
Достоевский предупреждал об опасности казарменного реформаторства - насильственного, уравнительного, не считающегося с объективными возможностями, не учитывающего духовных потребностей. Зловещие черты сталинского - казарменного варианта социальных преобразований по-своему подтверждают «пророческую функцию» романа «Бесы». В советской литературе - начиная с 1960-х годов - на нее обращали все большее внимание. Особую роль в ее раскрытии сыграли статьи и выступления Ю. Ф. Корякина.
