Самоубийство «Наяды» послужило для нас неопровержимым свидетельством действительно большого и искреннего чувства, вскипевшего великим отчаянием. Нам, скептикам, пришлось устыдиться своего скептицизма. Трагический выстрел оставил в душе у каждого из нас явственный и глубокий след, но все-таки мы не смогли отнестись сочувственно к романтическому самоубийству молодой женщины. Наша оценка исходила не из общественно-политических взглядов, в которых мы были не очень сильны,-мы руководствовались скорее артистическим инстинктом. В искусстве невозможно жить без любви к людям, а, значит, и без любви к жизни. Тогда, в годы юности, мы еще не понимали умом этой истины, но уже верно чувствовали ее. В годы младенческого пребывания в искусстве «ум сердца» подсказывал нам правильное понимание некоторых явлений действительности и требовал от нас борьбы за ее здоровое будущее, хотя в те дни мы ходили еще в гимназических курточках.

Кому-то из группы моих товарищей стало известно, например, что в Петербурге появился молодой человек, проповедующий мистическое учение, которое, как это ни странно, имеет сочувственный резонанс в обществе. Некоторые подробности, дошедшие до нас, навели на мысль мистифицировать декадентствующего сектанта.

Сказано - сделано. Тут же мы разработали план заседания мистической ложи, наскоро сочинили ее художественно-творческую программу и пригласили на собрание новоявленного проповедника. Он попался на удочку и принял приглашение. Первый шаг удался, оставалось не ударить в грязь лицом и на славу разыграть задуманный вечер.

Заседание нашей «ложи» состоялось на квартире у красавицы-вдовы знаменитого художника в Гусевом переулке. Ее сын в то время заканчивал реальное отделение при гимназии Гуревича, многие из воспитанников которой были детьми писателей, художников, артистов, там же учились и все участники нашей затеи.

Наш гостеприимный хозяин печатал стихи в журналах, но еще более он отличался критическим складом ума, в нашем предприятии ему принадлежало место дирижера.