И мы, следя за работой и участвуя в ней, чувствовали, как Писарев прав в оценке таланта Надежды Федоровны, хотя не все и не всегда отдавали себе ясный отчет в том, что же именно в исполнении молодой артистки составляло наиболее привлекавшие нас качества. Однако день ото дня становилось все очевиднее, что дело заключалось в чем-то большем, чем одни только артистические качества дебютантки, что наши встречи на репетициях «Грозы» мало-помалу перерастали первоначальную задачу подготовки спектакля. Мы чувствовали, что брожение мысли, свойственное нашему возрасту и той эпохе, в которую мы уже вступали, начинало приобретать для каждого из нас какое-то новое качество под влиянием встреч с Надеждой Федоровной: пробуждалось сознание решительной необходимости пересмотра нашего отношения к действительности, к ожидавшему нас будущему и прежде всего к мнимому «благоустройству» нашего внутреннего мира.

Все мы, разумеется, слышали о том, что искусство должно быть значительнейшим делом жизни и что для некоторых артистов оно и является их жизненным подвигом, но теперь, после встречи с Надеждой Федоровной, эта истина стала нам представляться в ином свете, чем прежде, или, вернее, получила для нас новую убеждающую силу.

Действительность, которую мы наблюдали ежедневно, говорила о том, что житейские и сценические драмы определяются сложными и противоречивыми причинами. Мы не могли не задумываться над ними, но и не умели в них разобраться. И вот, из того, как молодая артистка проводила репетиции «Грозы», как раскрывался перед нами центральный образ пьесы, становилось до очевидности ясным, что личная судьба людей за стенами театра, да и в самом театре, зависит от причин общественного значения и что борьба в искусстве может быть благородна только если она одушевлена мыслью об участии искусства в жизни, о влиянии искусства на жизнь.

Кто-нибудь, прочитав эти строки, вероятно, подумает - эта истина не так нова, чтобы останавливаться на ней.