«Вкусы, образ мыслей, вырождение, характерные для исторического периода, когда мудрость и достоинство видели в идиотической трусливой пассивности, риторичности высказываний, поверхностности содержания, вульгарности языка и абсолютном отсутствии сколько-нибудь глубокой мысли,- все это мы находим чудесно сохранившимся на сияющих огнями подмостках нашего театра. Так же как в его залах преобладает отребья общества, клонящегося к своему закату (хотя сами зрители этого не знают), на его сцене упорно ставятся торосовые произведения современной драматургии. Хотим мы того или нет, параллель между театром и посещающей его публикой выглядит идеально; она не допускает двойных толкований, и нужно в конце концов признать, что процесс, происходящий в современном театре, в сценическом и литературном его аспекте, может быть полностью перенесен на аспект чисто человеческий, на театральную публику, которая все, что ей показывают, благодарно принимает и узнает. Успех, который ежевечернее имеет это чисто внешнее копирование жизни, это фальшивое изображение сентиментальных перипетий, отражает не только художественный упадок безнадежно устаревшего театра: если хорошенько присмотреться, безнадежная устарелость театра нашей противоречивой, агонизирующей эпохи полностью объясняется безнадежной устарелостью мышления определенной социальной прослойки, предстающей в безжалостном свете рампы во всех своих душевных кривляньях, показываемой не сквозь призму искусства, а сквозь деформирующую призму порнографии, с фальшивыми банкирами, любовниками, сексуальными вожделениями, пошлыми светскими ритуалами, то есть догола раздетой сценой.