Сейчас часто и много говорят о театральном коллективе и о том, что эпоха режиссеров подходит к концу. Если опыты режиссеров моего поколения и режиссеров, работавших до нас, привели к более широкому взгляду на вид человеческой деятельности, называемый «работа в театре», мы можем быть довольны. Так или иначе, всем ясно, что театр сам по себе явление коллективное; он был таковым уже тогда, когда у нас в Италии еще царил «великий актер», «звезда», или, как мы говорим, «матадор»,- тип актера, который говорит только от себя и о себе. У меня хранится экземпляр одной старой, ничем не примечательной французской пьесы «Папаша Лебоннар», по которому играл великий актер Новелли. Все реплики Новелли в этом экземпляре подчеркнуты красным с припиской: «Здесь говорит коммендаторе». Никогда нельзя было заранее знать, что будет говорить коммендаторе в тот или иной вечер. И все-таки на сцене эту пьесу можно было смотреть, потому что великий актер играл как коммендаторе. Что он говорил - неважно, важно, как он говорил. Но даже в случае с таким вот авторитарным коммендаторе театр, мне кажется, остается все-таки созданием коллективным. Но слово «коллектив» настолько многозначно, что это может привести к недоразумениям.

Я спрашиваю себя: являются ли настоящими коллективы, создаваемые современными театральными организаторами? Труппа, которая ставит пьесу и которую, следовательно, можно назвать коллективом, далеко не всегда представляет себе, что такое коллектив когда в ней главенствует коммендаторе, она все равно может стать коллективом, объединяясь на основе чего-то мистического, противопоставляющего ее окружающему обществу, на основе специфической театральной коллегиальности. Такой коллектив живет общими интересами, но при этом отгораживается от общества, от внешнего мира. Часто это связано с какими-то обрядами и ритуалами, которые представляются весьма сомнительными.