Ведь если мы взглянем на декорации разных постановок «Вишневого сада»- начиная со спектакля 1904 года и кончая спектаклем Висконти, и среди них на стрелеровский спектакль и на спектакли за рубежом, в Чехословакии например,- то мы увидим: если бы не чеховская ремарка, то по декорациям всех этих спектаклей, которые, все, претендуют на новое, отличное от «Станиславского», открытие Чехова, никто бы не понял, что это была и есть, несмотря ни на что, детская. Мы видим просто комнату, воссозданную более или менее убедительно, иной раз правдиво, иной раз намеренно упрощенно, но пластического ощущения детства нет нигде.

Возможно, эта комната потом, уже после детей, служила проходной. И в самом деле, герои через нее то и дело проходят, попадают в нее как бы случайно. Люба спит в какой-то другой комнате, и Гаев тоже, и Аня. Этой комнатой больше не пользуются. Она теперь как просторная пустая прихожая, но в ней должны быть следы того, что когда-то она была детской. Какая-то мебель, оставшаяся нетронутой, точно такой, как была в прошлом, а дети за это время успели состариться.

Две парты - маленькие, белые. Тут дети, брат и сестра, делали уроки. Крохотный, карликовый лакированный столик, два креслица для игрушечной гостиной. Керосиновый волшебный фонарь. Там и сям случайно сохранившиеся игрушки. Любин сервиз - чтобы играть в кухню или в обед. Маленькие медные весы - чтобы играть в магазин, игрушечный буфетик с ящичками для специй, крохотные кофейный и чайный сервизы. Но тут же - огромный диван, диван для взрослых. И вдоль одной из стен - большой шкаф, шкаф-мама, громадный, белый, с зеркалом внутри, простой, но таинственный.