Но в то время как он давал полную волю своему артистическому темпераменту и, громко негодуя, наживал себе непримиримых врагов, Сариотти накрепко замыкался в себе и в своем добровольном одиночестве становился все более злым, хмурым и жестоким, тоже не наживая себе этим друзей. Только у нас в семье Сариотти «оттаивал» и давал себе волю беспощадно высмеивать нелепости современного ему быта и язвы общественного порядка. Как ни горька была правда его слов, она преподносилась им с таким своеобразным юмором, что у слушателей то и дело вырывался безудержный смех, к особенному удовольствию отца.

Жизнерадостный смех, наполнявший нашу городскую квартиру, звенел с каждым нашим приездом в Марусино и среди деревенского простора. Казалось, не было конца беззакатной радости в нашей семье... Так казалось до первого рокового удара, когда не стало маленького Гриши. Целая волна фиалок покрыла собою худенькое, исстрадавшееся тело, сверху легла гробовая крышка, и на старинном литовском. погосте вырос новый могильный холмик.

В детстве быстро залечиваются самые тяжелые раны. Снова зазвенел в Марусине безудержный смех трех сестер, опять завелись шалости и забавы, на которые Вера по-прежнему была неистощимой мастерицей.

Она любила усадьбу под Вильно не меньше, чем отец. Усадьба была действительно очень хороша. По одну сторону дома протекала красивая, живописная Вилия, по другую был вырыт небольшой пруд. В нем водилось невероятное количество лягушек,-весной приходилось уничтожать икру, чтобы помешать размножению лягушечьего населения. Это делалось просто: рыбацким сачком икру выбрасывали на берег и размазывали по траве или по песку на самом солнцепеке и оставляли сохнуть. Нас, детей, очень занимала эта процедура, и мы часто приходили смотреть на нее. Однажды Вера не утерпела: пока на берегу пруда никого еще не было, разыскала сачок, и мы взялись за работу сами. Дело оказалось не таким легким, как можно было думать, глядя со стороны, и мы скоро устали. Присели отдохнуть на берегу. Но вдруг Вера вскочила с травы.