Полеты в небе, с видимыми взгляду канатами, которые удерживают на весу детей и фей.

Жар сказки для взрослых и для всех, сказки, написанной старым-старым ребенком, самым старым, самым мудрым, самым глубоким и самым вечным ребенком, какого только знала земля за всю историю поэзии. (Нечто написанное старым ребенком на пороге смерти в Свете вечности, под звон колокольчиков и курантов, воспевающих рождество, которое потеряно навсегда.). «Психоделический» язык кусков, сочиненных для глассфисгармонии и механических курантов, который проникает в оперу и облекает одной и той же фактурой и злых, и добрых. «Никогда еще музыка не была с такой очевидностью нарушенной тишиной» (Г. Ланц Томази).

Чудовища из папье-маше, которые вдруг появляются и ползут, изрыгая огонь и пламя, самые страшные чудовища нашего детства, самые страшные чудовища нашего подсознания. Разверзаются огромные скалы из папье-маше; и из их недр обрушиваются водопады серебряной фольги - самые настоящие из настоящих, и струятся и крушат все на своем пути. Потом пламя пожрет всю сцену, чтобы она возродилась еще более новой, чем прежде. Таинственность дальних стран, проецируемых волшебными фонарями, которые светятся в темноте сцены. Экзотические сады с пальмами и фонтанами, возникшие за стенами дома нашего Севера - большие белые простыни, изображающие занесенные снегом равнины и пески пустыни.

Сверху на видимых-невидимых канатах, трепеща черно-сиренево-голубыми крыльями, быстро спускается Царица Ночи, вся в серебре и в трауре, в одеждах, расшитых звездами из блестящей бумаги. Среди других подвешенных к небу звезд - стеклянные шары с дрожащими внутри свечками. Астрифиамманте «выпевает» все свое метастазианское коварство среди этой звездной пустыни, в ее ночных колоратурах - холод звезд и ледяных пространств.