Оба эти элемента (возможности, не использованные буржуазными силами, и необъяснимая «мобилизация масс») определяют общую картину субъективной стороны революционного процесса.

Структура этой картины не нова, однако новы широта спектра затронутых тем и детальность их рассмотрения. Ознакомление с литературой убеждает, что симпатия буржуазных историков ФРГ по-прежнему на стороне тех, кто потерпел поражение в великих событиях 1917 г. Хотя буржуазные исследователи подтверждают их явную политическую несостоятельность и беспомощность в сложных ситуациях, однако пытаются доказать превосходство их политических программ и гораздо большее по сравнению с революционными «узурпаторами» власти историко-моральное право на политическое господство.

Подлинной причиной имеющегося в литературе логического противоречия (был ли революционный процесс 1917 г. объективно предопределен или же буржуазные политики могли субъективно подчинить его своему управлению) явилось, очевидно, потаенное желание задним числом доказать возможность буржуазной модернизации России как исторически более логичного варианта и как путь, более приемлемый для стран с аналогичной социальной структурой.

Это противоречие сохраняется, поскольку в буржуазной историографии не показывается единство объективных предпосылок и субъективных движущих сил революционного процесса 1917-1918 гг., а также не называются и не исследуются такие важнейшие вопросы, как характер обеих революций, проблема перерастания, типы революционной стратегии и соотношение сил борющихся классов.

Подробная глава об Октябрьской революции из уже упомянутого многотомника по истории России выдержана во многом в духе новых оценок. Однако она типична и в смысле сохранения некоторых непременных для буржуазной историографии элементов, например мифотворчества, и может служить примером для объяснения некоторых общих явлений.