В обеих этих сферах исследования по-разному проявляется буржуазное понимание закономерности и альтернативности революции и очень скоро становится заметным не только различие, но и глубокое противоречие между ними.
Теория модернизации потребовала большой работы по изучению реальных классовых отношений в России со времени вступления страны в стадию империализма, и особенно в годы мировой войны. Эта теория заставила определенное число буржуазных историков применять материалистическую методику и тем самым существенно сузила возможности применения представлений о недетерминированности истории. Неизбежность социалистической революции, назревавшей в России в годы войны, для значительной части представителей буржуазной историографии в принципе уже не вызывала сомнений, и некоторые их работы по социальной истории рабочего класса представляют интерес и для историков-марксистов.
Применение теории модернизации имело своим следствием то, что основные социальные условия и соотношение сил в десятилетие, предшествующее Октябрьской революции, подверглись тщательному исследованию в соответствии с критериями буржуазной историографии, и сообразно с этим все сколько-нибудь применяемые общественные и особенно субъективные контрфакторы выступили на передний план.
Интерес историков к роли непролетарских партий и ведущих политиков в революционном процессе сохранился, к этому прибавились такие факторы, как центральные земские объединения и военно-промышленные комитеты в годы войны, а также позиции определенных классов и групп населения вплоть до самых низов общества.
Проявлялся интерес к практическим возможностям всех антиленинских сил, которыми те обладали или, по мнению буржуазных экспертов! могли обладать для направления сложных общественных процессов, однако не сумели использовать их вследствие лавинообразно нараставшего давления «снизу».