Ничего доподлинно не известно о контактах между Фемистоклом и персидскими агентами. Тот мрак, который окружает подобные шпионские и предательские сделки, часто непроницаем, тем более по прошествии двух с половиной тысяч лет. Однако факт, что вскоре после отхода персидских кораблей к Фалеру произошло следующее: пока греческие командиры переваривали тревожные события дня и поносили друг друга на чем свет стоит, крошечная лодочка скользнула из-за темного борта афинского корабля и направилась через пролив. В лодке находился преданный раб и наставник сыновей Фемистокла по имени Сикинн. Возможно, судя по имени, что он был из Фригии, сатрапии на востоке от Лидии, и потому немного говорил по-персидски.
Возможно, что его прибытие на материк не являлось сюрпризом для тех, с кем он встретился, ибо не успел Сикинн ступить на твердую землю, как его тут же привели к персидскому командованию. Сведения, которыми он располагал, были в высшей степени срочными: греки, сообщал Сикинн, ближайшей ночью планировали побег. «Если вы перекроете им путь, - следовал совет от Фемистокла, - то у вас будет прекрасная возможность добиться успеха».
Афинского флотоводца, испытывавшего отвращение к малодушию союзников, его раб описывал как «полного симпатии к царю и искренне желающего победы персам». Тем, кто возглавлял имперское шпионское ведомство, если они и впрямь клюнули на удочку Фемистокла, ничего лучшего и не снилось.
Блестящая возможность, ничего не скажешь! Великий Царь, которого наверняка предупредили о возможности получения этим вечером важных сведений, был оповещен. Экстренные планы, несомненно, подготовленные для подходящего случая, были немедленно пущены в ход. Флоту приказано было готовиться к бою.
Кончив свой ужин, гребцы поспешили к скамьям, матросы - на палубы. «И корабли, построясь, перекликнулись. И вот, держась порядка, что указан был», они рядами уходили от Фалерской пристани в сгустившуюся темноту, курсом в открытое море. Больше уже никто не перекликался - малейший звук насторожил бы противника.
Одна из эскадр, в составе которой находилось двести египетских судов, должна была взять в кольцо весь южный берег Саламина и как бы заткнуть узкое горло западного пролива на случай, если греки надумают отступать этим путем. Другие суда, сомкнувшись по три в ряд, нацеливались курсировать у восточного пролива, с внешней стороны, где, как их уверяли капитаны, в любую минуту должны были появиться пелопоннесцы, поддавшиеся панике. Как раз у выхода в открытое море с этой стороны находился остров, посвященный богу Пану, известный афинянам как Пситталия; здесь, демонстрируя свою безжалостную мощь,
