В 550 году до н. э. на троп взошел новый царь. Он сделал заявку на власть в такой же манере, как и сам способ ее осуществления, - безжалостно, со скандалом. Еще до своего рождения Клеомен оказался опутан ворохом порочащих его слухов. Его отец, царь, не способный якобы сделать ребенка своей первой, горячо любимой жене, должен был по распоряжению эфоров развестись с ней; однако царь, еще не решаясь открыто бросить вызов эфорату, вместо этого прибегнул к двоебрачию. Не успела новая наложница разрешиться Клеоменом, как первая супруга, ко всеобщему удивлению, превзошла соперницу: она в кратчайшие сроки произвела на свет одного за другим троих сыновей. А поскольку она была не только возлюбленной царя, но и его племянницей, положение Клеомена в глазах отца оказалось весьма незавидным.
Кичась своими любимцами, царь указал на старшего из единокровных братьев Клеомена - Дориана, дорийца, и дал ему пройти agoge, что тот и сделал, как подобало, самым успешным образом. Выступая, таким образом, и как законный наследник, и как человек из народа, Дориан отодвинул в тень незадачливого Клеомена, своего нежеланного старшего брата. «Все ставили его на первое место в его поколении. И Дориан сам почти не сомневался, что многочисленные его качества позволят ему заполучить отцовский трон».
Спартанцы, как ни один народ, почитали легитимность при назначении претендента на царский трон. Клеомен оставался первым на очереди, но, как только отец умер, он попытался завладеть властью. Дориан при всем своем внешнем блеске и популярности оказался не у дел.
Клеомен, не выпуская захваченного из рук, следующим своим маневром постарался выставить единокровного брата из Спарты. Ссылку Дориана в случае необходимости можно было представить как экзотическую иностранную миссию. Спарта оказалась слишком тесной для двух братьев, и о возвращении окончательно проигравшего Дориана речи уже быть не могло. После неудачной попытки основать колонию в Африке он окончил свои дни в качестве наемника на Сицилии, где пал в какой-то бесславной стычке. А в Спарте Клеомен теперь мог править без помех.
И все равно обстоятельства его восхождения на трон продолжали бросать на него тень. Прекрасно осознавая, что большинство соотечественников рассматривали его, в лучшем случае, как наполовину законного правителя, Клеомен предпочел отреагировать, но трезвый традиционализм, обычно ожидаемый от царя в Спарте, оказался не для него. То же самое можно сказать и об осмотрительности.
То ли из желания убедить своих хулителей, то ли из презрения к их ограниченному кругозору, или оттого, что он, сообразительный и быстрый умом, считал, будто наилучшим образом служит родному городу, Клеомен пустился во все тяжкие. Он с легкостью избавился от Дориана, предполагая, что это можно будет объяснить необходимостью. Впервые со времен Ликурговой реформы на троне Спарты восседал царь, которому предстояло до последнего утверждать свои прерогативы.
