...В моей памяти не успевают отзвучать эти отголоски поклонения, сулившие Вере Федоровне необыкновенный успех при ее переходе на петербургскую сцену, как в воображении встает образ актера совсем иного склада, но также неповторимый в своем удивительном своеобразии.

Я знал великолепного Далматова по петербургской сцене с первых дней моего знакомства с театром. Но только Старая Русса помогла мне узнать глубокие особенности искусства замечательного артиста и по достоинству оценить его.

Далматов был непревзойденным исполнителем ролей, в которых требовалось уменье проявить блестящую дерзость светского льва или пленительную независимость «гуляки праздного». По Петербургу ходили слухи, будто и в личной жизни Далматов не лишен был тех же качеств. Рассказывали, будто один только Дальский, знаменитый талантом и распущенностью, мог быть ему достойным соперником. Когда оба неподражаемых артиста встретились на Александрийской сцене, общие их друзья, зная о взаимной их неприязни, условились сблизить их между собою. Встреча состоялась за карточным столом в семейной обстановке.

-Мне много говорили о вас,-заявил Дальский своему-новому знакомому, - и я рад буду удостовериться, что вы действительно можете служить образцом непревзойденного нахальства.

-Вот пойдите же, -возразил Далматов, - а я слышал, что вы вполне порядочный и воспитанный человек. Теперь вот узнаем сами друг друга и убедимся, как бесстыдно нас с вами оболгали.

Вот и верьте после этого, будто худой мир лучше доброй ссоры!

Находчивостью и выдержкой Далматов не был беден - это сказывалось в самых затруднительных положениях артиста и в жизни, и на сцене, и на концертной эстраде. Сам я был однажды свидетелем его завидного хладнокровия. В концертном зале, при чтении стихотворения П. И. Вейнберга «К морю», память почему-то изменила Василию Пантелеймоновичу. Популярнейшие стихи знал, вероятно, наизусть каждый из присутствовавших, но Далматов запнулся на каком-то слове, да и завяз в тексте.