Мне была предоставлена относительная свобода в этой работе, и потому, вероятно, в моем творческом сознании появился особенно яркий образ задуманной мною старушки. Я ясно ощутила его, а через ощущение пришли и внешние признаки роли. Тут только я впервые поняла, что значит «быть в образе» и как при этом становится легко играть, даже если в роли нет авторского текста, потому что при этом в сознании актера сам собою определяется внутренний мир исполняемого лица, его отношение к окружающим и даже поведение его, включая всю пластическую форму. Творческое ощущение явилось всему этому единственным и неисчерпаемым источником. В моем еще только формировавшемся артистическом сознании сопоставление такого подхода к роли с работой перед зеркалом послужило основным звеном, за него впоследствии оказалось возможным вытянуть сложную цепь такого творческого метода, который открыл бы перед каждым актером, сообразно особенностям его внутреннего строя, искусство находить и воплощать сценический образ роли.

Глубокий интерес, с которым я впервые входила в кабинет к Станиславскому, по мере моего пребывания з театре, превращался в чувство живой любви к нему. Могла ли я оставаться только свидетелем критических суждений, которые высказывались и за стенами театра и в его кулуарах? Могла ли я оставаться в стороне от тех глубоких впечатлений, которыми обогащали меня искания Станиславского? Те сложные противоречия, которыми они сопровождались, заставляли мыслить самостоятельно, и в своих думах о творческой природе театра могла ли я не прийти к пониманию той пропасти, которая отделяет исполнительское мастерство актера от его творческой задачи: дать сценическую жизнь человеку, всегда новую и неповторимую...

Так сама собою нарастала потребность - все продуманное и перечувствованное за год проверить, освоить и обогатить на широких просторах жизни. Окунуться в нее с головой.