В моих руках конверт, надписанный тонким, незнакомым почерком, и я читаю:

«Я только что познакомилась с вами, Павел Павлович, и решаюсь обратиться с большой просьбой - принять участие в спектакле, который ставит Модест Иванович Писарев для меня. Пойдут сцены из «Грозы», и я была бы искренно благодарна, если бы вы взяли роль Кабанова.

Моему решению обратиться к вам очень много способствовали глубоко симпатичные отзывы Нины Павловны о вас.

Будьте добры, дайте ответ сегодня же».

Далее следовала подпись и дополнительное сообщение о том, что репетиция назначена на субботу, то есть на завтра, в 7.30 вечера на сцене железнодорожного клуба в доме Жербина на Михайловской площади.

-Каково?! -торжествовал посланец, видя, что письмо прочитано. - Уже всюду идут разговоры о сестре Веры Федоровны, в ней видят новый талант, Писарев устраивает для нее дебютный спектакль и, вообрази, закрытый! Но, закрывай не закрывай, соберется весь театральный Петербург. И я суфлирую!

Новость казалась сенсационной. Письмо было подписано фамилией, с которой связывались злые романтические сплетни, касавшиеся обеих Коммиссаржевских.

С Верой Федоровной в то время я еще не встречался, а с ее сестрой только на днях познакомился у Н. П. Анненковой-Бернар, бывшей артистки Александрийского театра. Нину Павловну я знал по ее участию в наших студенческих спектаклях и приезжал к ней по вопросу о сборе подписей на адрес Писареву - вскоре предстоял его бенефис. Нина Павловна познакомила меня со своей гостьей, и в общем разговоре они не коснулись причин, которые привели Надежду Федоровну в Петербург. Известие о предстоящем дебюте явилось для меня неожиданностью.

Весть о появлении на театральном горизонте второй Ком-миссаржевской взволновала нас - этим обстоятельством должны были воспользоваться во вред Вере Федоровне ее театральные противники. Однако мой приятель принес целый ворох самых противоречивых слухов, по ним можно было заключить, что и у будущей дебютантки уже объявилось немало врагов.