Эскадрам, курсировавшим вдоль берегов Саламина, было велено вернуться на базу. Этот маневр, выполненный на виду у вражеских наблюдателей, откровенно и соблазнительно указывал грекам на то, что путь к отступлению на Перешеек открыт. Как выяснило персидское командование еще на Артемисии, греческие матросы не постеснялись бы воспользоваться случаем и спешно отойти ночью, если того потребует внезапный кризис. Пелопоннесцы, не зная, представится ли им еще раз такая возможность - выскользнуть из западни, почувствовали, что нужный момент наступил. А если так, независимо от согласия афинян плыть вместе с ними они могут рискнуть покинуть пролив. Как когда-то у острова Лада, греческий флот оказался на грани развала.
Однако Ксеркс, взвесивший в тот вечер все «за» и «против», должен был действовать наверняка. Засаду можно устроить только один раз. Недостаточно спровоцировать размежевание - предательство должно подействовать наверняка. Идеальным было бы иметь двойного агента в рядах греческого командования.
Какая удача, что шефы персидской разведки накопили многолетний опыт вербовки высокопоставленных шпионов. В конце концов, компетентным органам империи не понадобилось даже давать указаний, кого из самосских капитанов и как подкупить, после чего судьба ионийцев при Ладе была решена. Имея в прошлом такой приятный прецедент, как не поверить, что агенты Великого Царя, вооружившись золотом и заверениями в царском покровительстве, добьются своего в греческом лагере на Саламине.
А если так, кто же станет мишенью? Персы в своей психологической войне с таким искусством работали против самых разных греческих подразделений, что могли бы попробовать пойти одновременно в двух направлениях. Если они запугивали пелопоннесцев, подстрекая их к бегству, то также нашли бы способ раздуть тревогу и недовольство среди тех, кто рисковал остаться брошенным в беде, - выходцев из Эги-ны, Мегары и Афин.
«Тот, кто будет сотрудничать со мной, того награжу я богатой наградой». Это, прямо сказать, и было всегдашним манифестом персидской монархии. Какие же награды причитались человеку, во власти которого оказалось предать весь греческий флот, выиграть войну, завоевать весь Запад, и все - ради Великого Царя? Слов нет, участь великолепная, достойная, небывалая.
Что с того, что Фемистокл родился там, где годами находился одержимый демонами оплот Лжи, все равно, ведь пожар, уничтоживший Акрополь, очистил Афины от зла. Стоило простереться ниц с должным раскаянием перед властелином - и у Афин будет еще надежда заслужить прощение, а возможно, если афиняне сумеют хорошо послужить, даже снискать милость Великого Царя. Ни один человек в мире не имел столько власти, чтобы поступать милостивее, щедрее, благодатнее, чем Царь. «Награды, которыми я оделяю, они соразмерны помощи, которая мне оказана».
