А персидское командование, искусное, как всегда, в ведении психологической войны, не пренебрегало возможностью оказывать всевозможное давление на противников Великого Царя. Посланники, как это делалось и за десять лет до того, перед Марафонской кампанией, принялись колесить по Греции, требуя земли и воды. Посетили все города, за исключением двух - Афин и Спарты. Стремление персов запутать остальную Грецию не подлежало сомнению. Многие города, жаждая не оказаться в списке подлежащих уничтожению, поспешили задобрить имперских эмиссаров. Даже те, кто отказался передать дары земли и воды открыто, имели проперсидскис партии или группы колеблющихся. В ту тягостную, исполненную страхов осень нельзя было исключить, что Греция упадет Ксерксу прямо в руки, как перезрелый плод.
Все это для спартанцев и афинян, не имевших иного выбора, как только сражаться, было будто кошмарным сном. Готовясь к войне морально и физически, они тоже срочно разослали послов, призывая собратьев греков к оружию и к проведению в Спарте экстренного совещания в связи с угрозой вторжения. Место проведения выбиралось из тех соображений, что на случай войны союзная армия будет пополняться людьми за счет Пелопоннесской лиги.
И все же спартанцы, беспокоившиеся из-за отделившихся городов, которые не принадлежали к Лиге, и выражавшие непривычную озабоченность по поводу своей уязвимости, предпочли назвать местом проведения конференции Элленион - «центр объединенных наций Греции». И это не зря! Многие из городов, которые послали своих делегатов в Спарту, все еще находились в состоянии войны друг с другом. Когда же, ко всеобщему изумлению, поступило предложение впредь воздерживаться от любых раздоров, все тут же согласились с этой мерой. Эгина, например, на этот раз, решив без колебаний бросить вызов захватчику, тут же заключила мир с Афинами; имея перед собой реальные перспективы, она соединила свои корабли в единый флот с недавним злейшим врагом.
Нельзя сказать, чтобы этот новый дух гармонии оказался всепобеждающим. Когда Фемистокл, указывая на несоразмерно большой вклад, вносимый его городом в союзный флот, заявил о своем желании принять командование, эгинцы объединились с делегатами других городов, имевших богатые морские традиции, таких, как Коринф и Эвбея, чтобы поставить выскочку на место. Извечный прагматик, Фемистокл и на этот, раз проглотил обиду.
Каким бы чрезмерным ни было его тщеславие, еще больше он стремился стать спасителем Афин. Фемистокл никогда не принадлежал к тем натурам, чье «эго» способно затемнить их интеллект или их таинственную способность проникать в сознание других людей. Со своей врожденной проницательностью бойца он видел, что у Греции имеется единственный путь к спасению - «положить конец междоусобным войнам и примирить отдельные государства между собою, убедив их отложить вражду ввиду войны с Персией».
Опасаясь, что ни один город не согласится выполнять распоряжения командующего другим флотом, он внес мудрое предложение - доверить управление союзным флотом людям без единой капли морской крови в жилах. Таковыми оказались спартанцы, которые уже успели заявить о своих притязаниях на командование сухопутными силами и теперь получили право возглавить флот. Большое упущение для Афин, но, как хорошо понимал Фемистокл, городам, случается, выпадают удары и посильнее, чем этот, ранивший самолюбие Афин.
