По мере того как Великий Царь приближался к Европе, он не упускал возможности сыграть на суеверии противника. Благоговейно поклоняясь Ахурамазде, Ксеркс обладал традиционной персидской способностью - обращать религиозные чувства других народов на пользу себе. Вот почему, подойдя к Геллеспонту, он воспользовался случаем и прервал поход, чтобы осмотреть место, которое могло показаться всего лишь цепочкой покрытых травой бугров.
Но для греков оно означало бесконечно многое - то была Троя. Приказав магам совершить жертвенные возлияния на месте легендарных событий, Ксеркс сознательно принял на себя роль, которую греки, трепеща от ужаса, уже ему приписали: роль Немезиды, мстящей за ту бойню, которую учинил Агамемнон. Месть от имени всех героев Азии, заколотых в троянской пыли, возлагалась теперь на Царя Царей. То, что однажды испытала сгоревшая Троя, то же должны были теперь испытать Афины и Спарта.
А потом Ксеркс, слушая подбадривающие нашептывания Писистратидов, стоявших поодаль, смотрел, как на холм загнали тысячу быков и всех закололи в качестве жертвы Афине. Поскольку богиня, как известно, испытывала к троянцам неприязнь, этот поступок мог показаться неуместным, но только не для Ксеркса. Выражая столь экстравагантным образом свою почтительность покровительнице Афин, он внушал афинянам достаточно ясную мысль.
Афина, которой поклонялись в ее городе, не была жительницей Олимпа, скорее, она являлась демоном, принимавшим облик подлинной богини, тем, что называется дайвы, то есть прислужницей Лжи. Царь Царей, поклявшийся сжечь Акрополь, не мог бы стать врагом настоящей богини, чей культ он теперь восстанавливал в компании Писистратидов. Лишь когда Афины окажутся под правлением персов, богиня вернется, как к себе домой.
И этот час весной 480 года до н. э. приближался с каждым мгновением. Великий Царь с вершины Троянского холма мог наконец созерцать вдали, за той самой равниной, где когда-то полегли в сражениях столько греков и троянцев, роковое свечение Геллеспонта. А за проливом, там, где Азию и Европу отделяли какие-то две мили, два понтонных моста уже ждали его, и их мощные канаты, словно цепи, связывали два континента, прочно удерживая сооружение вопреки течениям и напору волн.
В ту зиму действительно особенно сильный шквал уже разрушил два предыдущих наплавных моста. Однако персидское верховное командование, обезглавив нескольких инженеров в назидание другим, имея к тому же в запасе много судов и рабочих рук, быстро и надежно восстановило конструкцию. Даже Геллеспонт пришлось немного проучить, чтобы вел себя как следует: несколько символических ударов кнута, комплект кандалов, брошенных в воду, и море успокоилось.
Теперь, когда Ксеркс спустился с травянистого Троянского холма, все было наготове: армия сосредоточилась вдоль пляжей и равнин Абидоса, ближайшего к переправе города; царский флот, скользя через пролив, разгонял рыбу ударами весел. Туземцы, правильно определив характер и масштаб своего гостеприимства, воздвигли для повелителя мира мраморный трон на оконечности мыса, откуда открывалась захватывающая дух картина. «Там царь восседал, сверху вниз глядя на берег, обозревая войско и корабли...
