Персидская пропагандистская машина, стараясь посеять панику среди греков, довести их до отчаяния и, возможно, до добровольной сдачи, накачала агентов соответствующей дезинформацией. Из этого документа следовало, что весь мир объединился под знаменем Великого Царя, и только самое неисправимое из государств-террористов посмело бы отрицать это.
А ведь правда в том, что Ксеркс сидел на троне, чтобы защищать. Конечно, геополитические соображения имели для него большой вес, и чувство долга перед отцом, и личные амбиции. Но Афины, по причинам куда более глубоким, чем вышеперечисленные, тем не менее, должны быть сожжены, и Греция должна быть завоевана. «Все, что я сделаю, я делаю по милости Ахурамазды». Ксерксу было угодно так заявлять, как угодно было и Дарию до него. «Когда имеется задача, которую необходимо выполнить, то помогает мне Ахурамазда - до тех нор, пока задача не будет выполнена».
В свете сказанного над имперской армией, готовившейся выступить в главный поход, как бы нимб висел знак божественности. Считалось, что Повелитель Света постоянно присутствует во время кампании. Ахурамазду не следовало воплощать подобно тому, как другие народы изображают своих богов - в виде какого-то идола или раскрашенного образа. Нет, вместо этого - пустота, покрытая тайной и вызывающая благоговейный трепет. Изысканно разукрашенная колесница войны, сопровождавшая армию в Грецию, управляемая шедшим рядом с ней возничим, оставалась абсолютно пустой, «так как никто из людей не мог подниматься на седалище этой колесницы».
Колесницу влекла восьмерка лошадей потрясающей красоты и стати, специально доставленных в Сарды. И были еще лошади, запряженные в колесницу самого Ксеркса. Этих созданий, как единственных достойных, тоже коснулось священное начало, ибо они были с Нисейской равнины.
Там, в тот роковой день царствования Дария, когда убийца лжемага явился с окровавленным кинжалом из крепости Сикаяуватиш, чтобы объявить, что Персия со всеми ее владениями очищена ото Лжи, белые лошади заржали в знак приветствия. И теперь, вдалеке от Нисеи, лошади той же породы тянули за собой колесницу Дариева сына, чтобы засвидетельствовать посвящение в Истину одержимых демонами Афин и всей Греции.
С самого детства Ксеркс был приучен верить: мир лежит перед ним, чтобы его завоевать, но также и чтобы его исправить. Он, как искусный садовник, знал, что райский сад, прежде чем можно считать его полностью обустроенным, необходимо очистить от сорных трав, навести в нем порядок, украсить.
Существенно то, что даже перед жестокой и разрушительной кампанией любовь Ксеркса к живой природе и глаз, привыкший к ее прелестям, не изменили ему. Приближаясь к Сардам, например, он заметил платан такой удивительной красоты, что, восхищаясь деревом, приказал всей армии остановиться. Одному из Бессмертных Царь повелел выйти из строя и встать на посту возле дерева, охраняя его. Золотые украшения, извлеченные из походной казны, сокровища из бесценных кладов были гирляндами развешаны на покачивающихся ветвях. Вне всякого сомнения, Великий Царь брал, но он умел и отдавать.
