К концу июля Датис беспрепятственно достиг восточной оконечности Эвбеи. Флот находился теперь в виду Аттики. Афинам, однако, приходилось ждать, ибо, прежде чем ступить на материк, Датис решил начать с малого - поразить сперва не столь крупную цель в списке Дария. Персидский флот прошел узким проливом, отделяющим Эвбею от Аттики. Углубившись на сорок пять миль между отвесными зубчатыми скалами, внугри замкнутого, окруженного сушей пространства, персы увидели мятежную Эретрию с холмом Акрополя среди узких полос возделанных полей и оливковых рощ.
Бросив нетерпеливый взгляд на берег, Датис вздохнул с облегчением: жители Эретрии вместо того, чтобы вступить в бой с его войском на суше, где оно было бы особенно уязвимо, предпочли укрыться за городскими стенами. Персы приступили к штурму по всем правилам. Пять долгих дней шел отчаянный кровопролитный бой; на шестой нашелся предатель, отворивший перед осаждавшими ворота. «Пятая колонна» насчитывала двоих.
Оба явились к Датису, убежденные, что станут «самыми уважаемым жителями Эретрии». Запугивать массы, задабривать элиту - в очередной раз излюбленная политика персов триумфально доказала свою силу. Как и в Ионии, теперь на Эвбее остались развалины - Красноречивое доказательство способности греков к предательству и классовой ненависти.
И только один человек, отвернувшись от зрелища пылающей Эретрии и верениц пленников, готовых к погрузке на суда, наверняка видел предзнаменование судьбы своего родного города и своих соотечественников, пока они еще способны были воспринять неизбежное и открыть ворота, приняв его обратно. То был находившийся в изгнании Гиппий, бывший тиран Афин, переступивший к тому времени свой восьмидесятилетний рубеж.
Он отсутствовал на родине уже двадцать лет, но не переставал ощущать себя афинянином, считая себя надеждой города, которому грозила опасность. Только он мог отвратить от него гнев Великого Царя; только он мог поднять его от убожества до ослепительных, как солнечное сияние, милостей Дария.
Без всякого чувства вины, а лишь из соображений патриотизма и веры в собственную избранную судьбу престарелый Писистратид взошел на персидский корабль и повел флот Дария обратным курсом. Через пролив, на противоположном берегу Эвбейского залива, высился крутой каменистый склон аттического берега. Здесь, на северной стороне, не нашлось подходящего места для стоянки.
Лишь обойдя скалу, увидели превосходную гавань, способную принять целый флот: обширная бухта серповидной формы, прикрытая от ветров, с невысоким берегом, дальше - равнина, идеальная для кавалерии, и две дороги, ведущие в глубь страны, в обход горы Пентеликон, к Афинам.
