Не стоило думать, что на этот раз персы выберут иной курс. Между тем армада плавно скользила вперед, минуя пришедшие в запустение гавани Милета, к проливу между горой Микале и островом Самос, или это только казалось. Как раз у Самоса случилось что-то совсем неожиданное - флот внезапно изменил курс! Наблюдавших с берега охватила дрожь, они не верили своим глазам. Персы не продолжили идти в северном направлении - они повернули на запад! Тому могло быть единственное объяснение: Датис и военные силы под его началом вышли в открытое море, в сторону Греции, в сторону Аттики.
Персидские корабли веером разошлись по всему Эгейскому морю, а их предводитель уже давал мастер-класс имперского строительства. Первое: потрясение и ужас. Войдя в гавань изумленного Наксоса, он показал, что никогда не поздно взять реванш за разгром предыдущей экспедиции, десятилетней давности. Дело обернулось сожжением города и захватом всего населения в качестве пленников, которых в цепях повели на корабли, пока за спиной у них догорали дорогие их сердцу жилища и храмы.
По прибытии в следующий порт назначения - на остров Делос, почитаемый всем греческим миром как родина Артемиды и Аполлона, Датис с видом оскорбленной невинности реагировал на сообщение о том, что островитяне до его прибытия спаслись бегством. «Жители священного острова! - обиженно попенял он им. - Зачем вы убегаете, подозревая меня в недостойных замыслах?» А как было не подозревать, если персы после падения Милета, не мудрствуя лукаво, разграбили священный оракул Аполлона в Дидимах и увезли огромную бронзовую статую бога в Экбатану.
Но, оказывается, делосцы горько ошибались, вообразив, будто грубое обращение повстанцев со святыней выражало непочтительное отношение к лучезарному Аполлону! Персы полагали, что виновны были сами повстанцы, проявив грубейшее неуважение к 6017 света, - они повернулись лицом ко Лжи, и таким образом, набросили на священный оракул мрачную тень нечистых «дайвов».
Датис, уверенный, что теологическая изысканность его речей не пропадет втуне и достигнет слуха греков, приступил далее к наглядной агитации - демонстрации своей преданности богу Аполлону. Он приказал воскурить богу фимиам, возложив на алтарь штабеля благовоний. Завершив начатое дело столь дорогостоящим жестом, он вернулся к своим кораблям и продолжил плавание от острова к острову, добиваясь их подчинения, захватывая заложников и вербуя пополнение.
Ни у кого и в мыслях не было оказывать ему сопротивление. Два облака-близнеца висело за его спиной: одно - черное от копоти сожженного Наксоса, другое - белое, аромат которого достигал ноздрей самого Аполлона, они всю работу делали за него. Казалось, что армада, приближаясь к Афинам и Эретрии, двигалась под их сенью, держа курс на запад и неумолимо погружая Грецию во мрак.
