Узнав о случившемся, Клисфен с триумфом возвратился. Но победа, как понимал любой, едва ли принадлежала ему одному. Даже его самые твердолобые противники теперь признали, что не может быть и речи об отступлении от реформ, которые Клисфен обещал афинскому народу. После взятия штурмом Акрополя и поражения Клеомена это превратилось в их долг.
У всех в памяти еще была свежа расправа над сообщниками Исагора, и потому даже представители высших классов вздохнули с облегчением, когда Клисфен вновь оказался у власти. Пусть лучше он и его тщательно продуманные реформы, нежели кровь, льющаяся по улицам города, и смердящие трупы Евпатридов, развешанные на Акрополе.
Так, на излете лета 507 года до н. э. Клисфен, приходившийся Алк-меонидам родственником, сумел без лишнего шума отнять власть у Исагора, бывшего тогда архонтом, и продолжить превращение Афин в государство, подобного которому в истории еще не бывало. Если слово eunomia - «хорошее правление» - для прежних греческих реформаторов, от Ликурга до Солона, являлось ключевым, то Клисфену и его сподвижникам понадобилось другое слово.
Оно звучало чуть-чуть иначе, а между тем разница была существенной. Имелась в виду isonomia, т. е. «равенство». Равенство перед законом, равенство в управлении государством. Отныне именно это становилось для афинян идеалом. Правда, на деле некоторые из жителей города оказывались более «равными», чем другие. Стало принято, что на высшие должности могли претендовать только представители знати.
Все же определенные положения старого порядка устояли в водовороте демократических преобразований, и еще большее их число продолжало существовать в скрытом виде. Солон и тот бы не распознал, что к чему. Афины превратились в город, в котором любой житель - не важно, бедный или неграмотный - имел гарантированное право выступать с публичной речью; в Афинах политика больше не обсуждалась в закрытых позолоченных салонах аристократов - это делалось открыто, в Народном собрании, «в присутствии каменщика, кузнеца и прочих»; без голосования в Афинах не могли быть одобрены никакие меры, не прошел бы ни один закон.
То был великий и благородный эксперимент - создание государства, в котором впервые в истории гражданин мог чувствовать себя вовлеченным в общественную жизнь и в управление. С этого времени уже ничто в Афинах да и во всей Греции не останется таким, как прежде.
