Обладая умением находить подход к публике, Солон не был просто приспособленцем. Его политическая мудрость подкреплялась силой характера. Именно он за год до избрания архонтом настроил греков на защиту Дельф от нечестивого города Крисы, который пытался завладеть святилищем. А поражение его собственного города, нанесенное Мегарами, еще больше вывело Солона из себя. «На Саламин! - взывал он в своих вдохновенных стихах. - Как один человек, за остров желанный все ополчимся! С Афин смоем проклятый позор». Заняв пост главы государства, он вполне мог перейти от лозунгов к делу.
Для Солона было очевидно, что два влиятельных и крупных города, ополчившиеся против Афин, один аграрный, другой - военный, имеют общие корни; обнищание деревни истощило людские ресурсы Аттики; крестьяне все больше попадали в кабалу. Бедняки, если они и в самом деле оказывались в отчаянном положении, из-за долгов были вынуждены поступиться свободой и заканчивали свои дни в цепях, ломая спину на собственных полях.
Солон, будь в нем расчетливая безжалостность законодателя Ликурга, мог бы легко пойти в том же направлении и обречь городскую бедноту на беспросветную пожизненную долю илота. Но он предпочел освободить тех, кто попал в зависимость. Даже проданные на чужбину, даже те, «кто разучился говорить на аттическом наречии», были освобождены, а в Аттике по распоряжению Солона все долги под залог недвижимости были прошены. Крестьяне вновь принялись за работу в поле, «выкапывая межевые знаки, там, где их положили на темную землю».
Многие хозяева были, естественно, возмущены; Солон же, продолжая играть роль бескорыстного мудреца, упорно доказывал, что его реформы осуществляются и в их интересах тоже. Действительно, разве без провианта, поставляемого свободным крестьянством, имелась бы надежда захватить Саламин, удержать Афины от социального распада или достичь такого их статуса, который был бы соизмерим с размерами города?
Да, Солон нашел способ облегчить страдания бедных, но при этом он старался изо всех сил, чтобы богатые оставались в силе. Евпатриды под действием его доводов пошли дальше, на альянс с низкородными: богатство, а не происхождение стало теперь необходимым условием для избрания на должность; однако беднякам, хотя и допущенным участвовать в народном собрании, было отказано в праве выступать там.
То был триумф не революции, а полумер, тяжким трудом завоеванных. «Хотя и завидовали их богатству, - подчеркивал Солон, - я старался уберечь сильных от ненависти угнетенных; я своим крепким щитом ограждал обе стороны от классового раскола, не позволяя ни одной из них воспользоваться преимуществом над другой, что пошатнуло бы справедливость».
Короче, то была похвальба политика, инстинктивно избравшего центристскую позицию. То, за что ратовал Солон, определялось традиционным понятием «eunomia» - мечта греков о справедливом и естественном общественном порядке, при котором каждый знает свое место и «грубые края будут сглажены, аппетиты укрощены, высокомерие обуздано». А что, в конечном итоге, представлял собой такой идеал, как не право «землеродных» жителей Афин, по рождению им принадлежащее?
