В вечер того дня, когда Филиппид прибыл в Спарту, недели уже как не бывало. Добавьте время на марш - афинянам не видать спартанского подкрепления еще десять дней. Да, был бы жив Клеомен, что преступал табу и оставался непримиримым недругом Персии! Он бы настоял на немедленном сборе в поход. Но он был мертв, и Спарта после его насильственной смерти все еще в оцепенении. И после бесконечного междоусобья тоже.

Обострившиеся отношения Леотихида и Демарата тоже продолжали отравлять общественную жизнь. Новый царь глумился над предшественником, высмеивая при каждом удобном случае его сомнительное происхождение. Словом, спартанцы погрязли в беспорядках, и стоит ли дальше гневить богов, даже когда гонец просит: «Афиняне умоляют вас прийти им на помощь, они просят вас не стоять в стороне праздно, когда сокрушают самый досточтимый город в Греции, они молят вас не дать их поработить невнятно лопочущим чужестранцам».

И если десять потерянных дней не давали покою безутешному гонцу, то что же говорить об афинянах, которым все это время пришлось держать оборону! Теперь он спешил обратно, несолоно хлебавши. Когда он повернул к Афинам, то с одной из вершин за Тайгетом его окликнула козлоногая фигура с двумя выступающими рогами и огромным фаллосом. Похоже, то была галлюцинация, вызванная изнеможением или тепловым ударом, однако

Филиппид не допускал сомнений в том, что говорил с богом - Паном. Причем с богом, способным на недобрые проделки, ибо у Пана извращенное чувство юмора, так что он вполне способен, если затаил злобу на какой-нибудь город, подстроить всем его мужам приступы неуправляемой ярости. Но на этот раз для Филип - пида у бога нашлись слова ободрения, заверения в любви к Афинам и обещания, что скоро он им всем пригодится.

Пан не углублялся в детали, но поскольку он являлся богом паники, о чем говорит его имя, и одно только его появление на поле битвы было способно парализовать одну армию и вселить огонь непобедимой отваги в другую, то, возможно, его слова вселили в Филиппида надежду и веру в успех.

А потом он добрался до Афин и нашел там не догорающую груду щебня, чего так страшился во время своего легендарного пробега, а город в его более или менее обычном состоянии. И новости с передовой носили обнадеживающий характер: афинские гоплиты достигли Марафона как раз вовремя, чтобы взять под контроль обе дороги на Афины, и успели разбить лагерь, до того как завоеватели подоспели к долине.