Гиппий и Гиппарх, подобно своему отцу, заигрывали со всеми. В Афинах каждое из сословий они так или иначе задабривали и ублажали. В точности, как архонтов вынуждали делать вид, будто конституция - это не обман, так и всему населению внушали, что они - граждане, носители верховной власти, землеродные и свободные.

Из многочисленных затей, которые тирания придумывала, чтобы увековечить память о себе, наиболее удачной было не возведение храма Зевса, как, впрочем, и не остальные строительные grand projet (великие проекты), а укоренившийся среди афинян обычай носить маски, произносить монологи, исполнять роли. Более поздние поколения, обращаясь к истокам рождения трагедии, без колебаний припишут тиранам изначальное покровительство новому празднику - Городским Дионисиям, центральным событием которых являлось состязание сочинителей трагедий, - не пытаясь додумывать, каковы были мотивы подобного спонсорства.

В конце концов, «лишь позвольте нам самим хвалить и чествовать выдумку, - как, согласно воспоминаниям, предостерегал Солон, - и вскоре вы обнаружите, что она пролезла во все дела в государстве». А ведь это, собственно, и представляло для Писистратидов наибольшую привлекательность.

Впрочем, они сами, затерявшись в созданном собственными руками зеркальном зале, выглядели порой так, словно нуждались в направляющей руке. Куда лучше найти ее в городе, в котором границы между фантазией и фактом, истиной и пропагандой оказались до такой степени расплывчатыми.

Опасаясь по своей доверчивости ошибиться в любом человеческом посредничестве, оба брата предпочли уверовать в сверхъестественное. Согласно преданию, Гиппий «разбирался в оракулах глубже, чем кто-либо из живущих на земле»; вместе с братом он финансировал обширный архив пророчеств, который бережно хранился на Акрополе.

Когда Гиппарх обнаружил, что архивист по имени Ономакрит, бывший его ближайшим другом, сам состряпал эти противоречия, тиран страшно огорчился и тут же выгнал своего друга из страны. Интеллект, в конечном счете, - единственное, что никогда не подводит. Придя к такому выводу, братья особенно уверовали в свои мечты - и так удачно, что правили городом без потрясений в течение девятнадцати лет.