Но и среди деревьев было хорошо видно дорогу, ибо с каждой минутой становилось светлее, к тому же недавний шторм очистил лес от поросли, сучьев и уже начавших опадать листьев. И вдруг, заглушая поступь десяти тысяч пар ног, раздался звон металла. Выйдя на опушку, командир Бессмертных, к ужасу своему, увидел преграждающую ему дорогу заставу гоплитов. Но ему удалось застичь их врасплох - греки еще надевали доспехи, путаясь в них.
Гидарн, на собственном тяжком опыте знавший, как опасно недооценивать спартанцев, предпочел бы поквитаться с ними у Теплых Ворот, а не на горной тропе. Однако Эпиальт, указав на отсутствие у неприятеля алых туник и плащей, убедил командира, что перед ними не воины Леонида, а ополчение какого-нибудь города, скорее всего, фокейцы. И Гидарн дал своим солдатам приказ немедленно атаковать врага.
Бессмертные натянули луки и выпустили тысячи стрел в не успевшую построиться фалангу. Фокейцам в тот момент было не до стратегической целесообразности, которую обеспечило бы им присутствие командира-спартанца. Понимая, что варвары прошагали всю ночь, чтобы их уничтожить, они в беспорядке отошли к вершине близлежащего холма. Здесь они овладели собой, решив героически стоять до конца. Неожиданно они увидели, что Бессмертные пренебрежительно обошли их, дабы продолжить свой путь по открытой тропе.
Гидарн, начиная спуск к Теплым Воротам, должен был предположить, что впереди него мчится фокейский бегун, спешащий предупредить Леонида. Вряд ли, однако, это предположение слишком его расстраивало: напротив, в персидскую стратегию как раз входило намерение оповестить греков об ожидавшей их участи. Незадолго до рассвета, еще до стычки Бессмертных с фокейцами, из лагеря Великого Царя проскользнул к Фермопилам дезертир.
Это был иониец по имени Тиррастиад, движимый, как он утверждал, исключительно заботой о собратьях-греках. Может быть, и так, если только в появлении этого перебежчика не ощущался душок все того же департамента «грязных трюков». Не говоря уже о странной ситуации, когда крыса бежит на тонущий корабль, а не наоборот, даже время его появления в греческом лагере показывало на тщательно взвешенный расчет: слишком поздно, чтобы Леонид успел соединиться с фокейцами, но как раз вовремя, чтобы зародить в нем мысль об отступлении.
