Местом для завершающих дебатов выбрали первый и самый внушительный монумент, который демократия воздвигла сама себе: внушительную площадь для проведения народных собраний на холме Пникс, обустроенную за двадцать пять лет до описываемых событий. Рассаживаясь на свои места, среди пыли и запаха чабреца, собравшиеся видели перед собой ни с чем не сравнимую панораму своего города и благословенную природу, породившую изначально и первых афинян. В отдалении виднелась почти выцветшая в свете аттического солнца гора Пели-кон и дороги, ведшие к Марафону. На переднем плане - Агора с памятником двум тираноубийцам и сверкающие новые гражданские сооружения.
Справой стороны высились священные скалы Акрополя, производившего неизгладимое впечатление. На вершине теснились в беспорядке обломки аристократических реликвий - семейные алтари, статуи, принесенные в жертву щиты, бронзовые изваяния; но в этом, самом священном и неприкосновенном месте присутствовали внушительные приметы нового порядка. К примеру, почтенный, но обветшалый храм Афины Полиды, когда-то символ исключительности Бута-дов, давно исчез, однако в первое десятилетие демократии на его месте было воздвигнуто внушительное сооружение, куда более соответствующее достоинству богини да и самого афинского народа.
Красочно расписанный храм, возведенный Алкмеонидами, также был демонтирован, как раз когда остракизм разрушил политические основы рода. На его месте началась работа над великолепным новым храмом, задуманным как прославление Марафона и в знак благодарности Афине за ее покровительство. Глядя на храм с холма Пникс, участники голосования видели наполовину возведенный каркас сооружения, окруженный лесами. Столько вложено трудов и любви, все это нельзя оставить, верно? Ни варварам, ни их нечестивому огню.
Но именно оставить город в этот час роковой для греков, а может быть, и для всей Европы как раз и предлагал Фемистокл. Теперь ему никогда не найти оправданий для его морской политики, если они когда-нибудь и были! Ведь если даже каждый трудоспособный афинянин сядет на весла, афинский флот все равно серьезно не доукомплектован людьми.
Ни один мужчина призывного возраста не будет охранять «деревянные стены» на Акрополе или где бы то ни было в Афинах. Женщины, дети, старики - всех придется эвакуировать, а сам город будет вручен «Афине, властительнице Афине и остальным богам». Конечно, возможно - и Фемистокл отстаивал это в споре, - что варваров остановят на севере Аттики. Поскольку афиняне заняты на флоте, для сражения на суше потребуется участие спартанцев и других союзных сил. Время покажет, согласятся ли пелопоннесцы и на этот раз участвовать в военных действиях севернее Перешейка. А
финянам, если у них была хоть какая-то надежда убедить спартанцев не покидать Аттику, ничего не оставалось, как показать самим себе, что они готовы это сделать. Фемистокл, разумеется, готов предложить согражданам кровь, мучения, слезы и пот, но не обещание сражаться с пришельцами на суше. Сдать Афины, но торжественно поклясться ни в коем случае не сдаваться самим - такова была политика, смелая и парадоксальная, к которой Фемистокл подталкивал афинян.
