Здесь, на Перешейке, как нигде лучше, можно было взвесить существующие возможности и дилеммы. Южнее расстилался Пелопоннес - в данный момент в значительной степени благодаря афинскому флоту, невредимый, избежавший вторжения. В северном направлении извилистая береговая линия тянулась до самой Аттики, пока еще настежь открытой для набегов Мардония. И не удивительно, что афиняне, возвращаясь через пролив с Саламина к своим разрушенным домам, нервно поглядывали на дорогу, уходящую в сторону Фессалии.

Негодуя из-за чудовищно невыгодного географического положения и с трудом сдерживаясь, чтобы не обвинять в этом пелопоннесцев, они громко настаивали на том, чтобы весной союзники направили на север армию воевать против Мардония. Пелопоннесцы шикали, и чем больше старались афиняне усовестить их, упирая на свою победу под Саламином, тем упорнее стояли на своем их партнеры, им и так было уютно и спокойно.

И вот уже за фасадом дружественных отношений, скрепленных встречами на перешейке, вновь разгорались ядовитые страсти - недовольство и озлобленность. Пелопоннесцы, разъяренные петушистостью афинян, позаботились, чтобы награда за заслуги перед обществом досталась Эгине.

Потом, не желая видеть, как Фемистокл самодовольно наденет венец за личные заслуги, они раздали голоса претендентам из нескольких своих городов, чтобы в конечном счете награда не досталась никому. В ответ афиняне стали изливать на соперников всевозможную клевету, утверждая, в частности, что коринфцы при Саламине направились на север по проливу не ради сдерживания египтян, а готовясь сбежать оттуда. Так веселились делегаты на перешейке, избавившись от варварской угрозы: мелочные споры, зависть, коварные подножки - в общем, все, как в старые добрые времена.

Но тут спартанцы, которых так и подмывало продолжить веселье, сообразили, что положение родного города этого не позволяет. Безопасность в тот момент была превыше всего, даже превыше удовольствия поиздеваться над Фемистоклом.

Несмотря на непрекращающиеся разногласия, спартанское командование признавало, что афинский флот оставался залогом безопасности для Пелопоннеса. Если только Мардоний умудрится расправиться с Афинами, то у Великого Царя появится надежда прорваться через Перешеек. Так что спартанцы, обнаружив в очередной раз свой грубый прагматизм, предпочли не оскорблять афинского адмирала, а лучше подыграть ему и польстить его самолюбию.