Ловушка захлопнулась, но никто не заглотнул наживки. День прошел, а дозорные на вершинах эвбейских холмов все еще докладывали, что море близ Магнезии чисто. Греческие боевые корабли, вместо того чтобы возвратиться к Артемисию, углубились на юг. Измученные гребцы нашли приют в городе Халкида на середине западного берега Эвбеи. Здесь, ожидая от дозорных вестей о передвижении персидского флота, греки заняли удобную позицию, намереваясь или совершить новый бросок, или вернуться, чтобы прикрыть фланги Леонида.

Гребцы, отделенные от моря горным кряжем, заслонявшим их словно огромный щит, пока зной все накалялся, радовались, что они не на открытых пляжах Артемисия. Удушающая жара на исходе лета неминуемо предвещала ветер Геллеспонтий, но, согласно матросским поверьям, на Эгейском море нельзя доверять погоде после 12 августа, а 12 августа уже миновало.

День пролетал за днем. Никаких новых признаков приближения персидского флота не проявлялось. И жара никак не спадала. Греки, затаившись в Халкиде, не отрывали глаз от сигнальных маяков на вершинах эвбейских холмов, но тщетно. Оставалось шлепать босыми ногами по освежающей морской воде и делать так, как вразумил Аполлон, - молиться о ветрах.

Если Леонид, на своем одиноком посту у Фермопил готовился к смерти, то Фемистокл настраивался на жизнь. Покинуть дом и семью, уйти на войну в далекие края, поставить свою жизнь на карту в высшем испытании на смелость и выносливость и пасть в бою - это доблесть, но в греческих преданиях имелись примеры, когда воин проявлял инстинкт самосохранения, оставаясь при этом героем.

Ахилл, которому его мать предложила выбор - либо счастливая, хотя и безвестная старость, либо неувядаемая слава, - хотел славы; но Гомер в своем втором эпическом творении воспел подвиги человека, сделавшего совершенно иной выбор: Одиссей после дележа добычи в разоренной Трое мечтал лишь об одном - вернуться домой, к жене.