То была минута, которую с нетерпением ждал Мильтиад. Он понимал, что, если только донесения шпионов верны, персы разделили свои силы; пехота переходила в наступление, чтобы отвлечь внимание афинян, тогда как далеко в тылу конница скрытно грузилась на суда. Срочно созвали военный совет. Мильтиад обратился к военачальникам с призывом немедленно начать сражение.
Другого такого случая одержать победу уже не представится никогда: армия завоевателей разделилась, ее костяк - конница - будет отсутствовать. Четверо из девяти военачальников Мильтиада согласились с ним, пятеро, напуганные перспективой наступления на открытой местности - без лучников и без кавалерии, при все еще огромном перевесе сил противника, - высказались против. Окончательное решение оставалось за военным архонтом, Каллимахом. Он же всегда давал понять, будто не видит ничего постыдного в том, чтобы пальма первенства принадлежала ведущему специалисту по войне с мидянами. Так он поступил и в этот раз, согласившись с мнением Мильтиада. Приказ был отдан. Начать сражение решили на рассвете.
В лагере афинян людей разбудила весть, что в течение часа им предстоит атака. Они выступят против врага, до сих пор никогда ими в открытом бою не битого, чье имя, даже «когда его произносили вслух, приводило в страх эллинов». Тем не менее, собрав последние моральные и физические силы, вооружившись невиданным мужеством, еще не поздно было предотвратить истребление - свое и своих семей, своего города.
И этот час для афинских гоплитов настал. Рабы, отвечавшие за сохранность дорогостоящих доспехов, отнесли в сторону отполированную до блеска парадную экипировку. Обнаженный афинский воин, прикрытый нагрудником и наголенниками, с щитом и мечом в руках и шлемом на затылке, превращался в своеобразную бронзовую машину. Гоплиты построились по демам, третям, филам. Традиционно афиняне двигались сомкнутым строем, по восемь шеренг в глубину.
Однако Мильтиад, опасаясь, что персы обойдут его с флангов более мобильной легкой пехотой, приказал сделать центр меньшей глубины, с тем чтобы построение афинян точно соответствовало строю противника. В забрезжившем свете раннего утра он все отчетливее был виден на расстоянии одной мили. Как только первые лучи солнца коснулись серых эвбейских холмов, полководцы заняли место перед строем.
Каллимах, как и полагалось по традиции военному архонту, возглавил правое крыло; платейцы встали слева; Фемистокл и еще один восходящий деятель афинской демократии, Аристид, вели свои филы в центре фаланги, там, где ее сердце оказалось угрожающее ослаблено. Мильтиад, наделенный в этот день властью главнокомандующего, поднял руку, указав на персов, и зычно крикнул: «Взять их!».
